Цурюк

22
18
20
22
24
26
28
30

ГЛАВА 40. СУМЕРКИ БОГОВ

— Понятия отчизны меня давным-давно не волнуют. Не надоело вам баснями питаться? А то я ещё парочку придумаю.

Дж. Фаулз. «Волхв»

Спешно покинув виллу Рудольфа Штайнера, немецкие романтики поселились в уединённом пансионе на окраине Цюриха. Никакого пива — теперь, как никогда, пора брать судьбу за цугундер!

Сцену воскрешения богов требовалось обставить со всей помпой… Хитлер часами выслушивал донесения Боля о быте и нравах Рейха в новом тысячелетии. По совету Блюмкина они отправились к лучшему городскому портному Йошуа Шлахтеру, где с Адольфа и Германа была снята мерка. По достоинству оценив мундир шарфюрера СС, хвастливый Гёринг заказал себе такой же — но необъятно-широкий, нежно-бирюзового отлива, с обильным золотым шитьём и маршальскими звёздами. Хитлер ограничился скромной формой без знаков различия — лычки ефрейтора к делу явно не шли, а лишней мишуры он не любил…

Пока шился антураж, за Блюмкиным было установлено круглосуточное наблюдение, чтобы не дал дёру. Толстый Герман, оставленный в номере сторожить пленника, принялся его добродушно подначивать:

— Старина Боль говорит, вы работали палачом в ЧК. Неужели пытки безвинных жертв и впрямь могут доставлять удовольствие? Никогда этого не понимал…

— Безвинных жертв не бывает, — пожал плечами Блюмкин. — По закону кармы каждый получает своё, и никто не в силах искупить чужой грех. Любой палач по определению — слепое орудие судьбы.

— Не увиливайте! Речь о ваших личных мотивах. Вы что — садист по жизни?

— Я, как и вы с другом, в некотором роде стремлюсь к совершенству, — вздохнул Блюмкин. — А палач — трудная роль в человеческом театре, возможно, самая трудная. Но если подойти к ней полностью осознанно, не мучаясь расхожими комплексами вины, то никакой кармы не поимеешь, напротив. Любые выплески презрения и ненависти со стороны хнычущего социума подпитают тебя энергией по закону сообщающихся сосудов. Ведь в нашем иллюзорном мире материальна лишь мысль — действия при этом могут быть любые, они не важны. Безупречность мага — в осознании своей изначальной правоты.

— Слова истинного арийца, Исаев! — оценивающе глянул на него Гёринг. — Ваша мамочка, случаем, не привечала немецких колонистов?

— Вы, немцы, не любите евреев за то, что мы на вас чересчур похожи, — буркнул Блюмкин. — С той разницей, что мы не прочь иногда посмеяться над собой.

— Главное — не пытайтесь посмеяться над нами, — погрозил ему пальцем добряк. — Знаете, Ади излишне горяч в национальном вопросе, поэтому я заранее выговорил себе одну забавную привилегию… Хотите узнать, какую?

— Даже если бы не хотел, вы всё равно скажете.

— Кто еврей, а кто нет — решаю я! — самодовольно расхохотался Гёринг, хлопая себя по ляжкам. — Так что в ваших интересах доставить нас в 2012-й год в целости и сохранности. В случае успеха обещаю вам моё личное благоволение и уютное поместьице с замком… ну, скажем на Мальте. Не против стать мальтийским рыцарем, а, Янкель? Вам пойдёт… Мальта ведь входит во владения Рейха — там, в нашем с вами светлом будущем?

— Как и вся Европа, — смиренно кивнул Блюмкин. — Рейх контролирует геополитику — относительную независимость сохранил пока лишь Китай.

— С Китаем разберёмся, — вальяжно отмахнулся Гёринг. — Пошлём экспедицию в будущее, угоним эскадрилью виманов — от узкоплёнчатых пух и перья полетят! Himmel, Arsch und Zwirn![14]

— Виман? Это что-то, если не ошибаюсь, из мифологии?

— Мифология у низших рас, у нас — конкретика! — отвечал Герман, выпятив грудь. — Если хотите знать, я лично пилотировал одну такую штуковину… Кстати, пора проверить — как там моя ласточка, не заржавела ли в вятских болотах…

— Это которую вы сдуру утопили в районе Немы? — невинно осведомился Блюмкин.

— Законсервировал, — поправил его Гёринг, поняв, что сболтнул лишку. Еврей, похоже, знает и так чересчур много… На лестнице раздались шаги — вприпрыжку от возбуждения в комнату влетел Адольф в сопровождении верного фон Боля, нагруженного свёртками.