Цурюк

— Опять Атбросим? — брыля преподобного дёрнулась. — Не берите в голову — у старца, по терминологии одного из венских докторов, синдром анального застоя… По мне — его бы хоть завтра в лечебницу, да отец Маммон не благословляет. Крест на колокольне надо чинить — а откуда средства? Вятские купчихи летят на Атбросима, я извиняюсь, аки мухи на кал: если блаженный харкнул в рожу вдовице — быть ей на Красную горку замужем… Никто не помнит, откуда сия дикость повелась, однако факт: срабатывает!

— Чудеса Господни, — дежурно перекрестился купец.

— Строго между нами, пресловутые вериги его, — цепь от механической молотилки фирмы «Даймлер». Насилу удалось замять скандал с немцем-колонистом… Впрочем, каюсь — орлов баснями не кормят, — опомнился преподобный. — Силь ву пле откушать постненького…

Стол громоздился горой закусок. Каких только даров смиренной паствы здесь не было — не исключая остендских устриц и новомодных питерских поганок в маринаде. После пятого стакана кагора Свинтидзе плавно перевёл беседу на русалочку…

— Да ради всех святых угодников — заберите вы от меня эту халду! — замахал рукавами рясы о. настоятель. — Жду уже грешным делом — скорей бы подохла… Как привезли, ни минуты покоя — всюду мазыки мерещатся! Чересчур легко они её нам отдали — того и жди подвоха.

— Понимаю, — важно кивнул полицмейстер. — Мазыки — это бунтари, вроде социалистов?

— Хуже, батенька! Социалисту сунет мужик-богоносец в рыло — тот и с копыт долой. Пока топчут его пенсне — исправник уже на месте, злодей в кандалах… Мазыки не то, их от обывателя не вдруг отличишь — мимикрия-с. Между собой лопочут по-своему, язык их тайный зовётся «самскрыт»… Я изучал вопрос — этой заразе на Руси почитай сорок тысяч лет, от языческих волхвов ведутся. Тяжело святой церкви с ними…

— Посевам вредят? — невинно спросил купец.

— Если бы вредили! Чуть недород или засуха — всей округой к ним… То же и насчёт болящих — мёртвого воскрешают, не совру…

Остаканившись, отец Палисандр нетвёрдо поднялся с лавки и мотнул головой: дескать, идёмте!

Пройдя внаклонку сводчатым сырым коридором, они вступили в подземелье, освещённое чадным смоляным факелом. Тени судорожно метались по стенам. У купца дрожь пробежала до копчика. Помещение было тесным, по центру располагался неглубокий выложенный камнем бассейн, очевидно, питаемый грунтовыми водами. В бассейне, прикованная за ногу ржавой цепью к плитам дна, сжавшись, сидела по грудь в ледяной воде пресловутая русалочка. Под глазами чёрные круги. Никакого рыбьего хвоста, — заметил про себя полицмейстер. — Да если б даже и был…

Горбатый Атбросим упорно тыкал ей в посиневшие губы распятием, второй рукой дроча себе под рясой.

— Целуй, нечистая сила!

Катя плюнула ему в бороду и отвернулась — недолёт. Святой истово замахнулся над её головой массивным распятием — но вовремя был сбит с ног пудовым кулачищем купца Рябинина.

— Ключ! — протянул руку Свинтидзе. Настоятель, ни слова не говоря, протянул ему всю связку…

Пуд Африканыч, легко, как ребёнка, подняв Катю из воды, понёс её на руках к выходу. Походя отопнул с дороги великомученика, не обращая внимания на его гугнивые проклятия.

— Надеюсь, это маленькое недоразумение останется между нами? — залебезил о. Палисандр, добавляя от себя святому сапогом в рёбра. Викентий Карлович произвёл характерный жест, потерев указательным пальцем о большой…

* * *

Слобода Дымково располагалась на низком правом берегу Вятки-реки, Вересники — на левом. Каждую весну они заливались паводком — этакая северная Венеция… Нравы в обеих Венециях водились дикие, торжествовало право сильного. Имелось три молельни разной веры — часто члены одной семьи принадлежали к разным сектам и ели из отдельной посуды. Короче, воронья слободка, вечный кошмар полиции…

Зимой во время свадеб богатые дымковчане лихо катили на рысаках до Вересников, напоказ возя по льду реки приданое какой-нибудь невесты, вплоть до перин, буфетов, гусей и петухов; устраивались лютые пьянки с мордобоем. Городских низовые ненавидели совместно — а учёное сословие вдвойне. И было за что!

Очередной искус произошёл под Рождество — свадебный поезд был атакован бесовским наваждением на реактивном ходу. Нелепая санная конструкция, дымя и искря, с рёвом врезалась в самую гущу хмельных поселян. Мотор чихнул и смолк, повисла нехорошая пауза. Очкастый юноша со слуховым рожком в правом ухе принялся было извиняться — но к нему уже протянулись со всех сторон здоровеннейшие ручищи пьяных дымковчан.