Детские игры,

22
18
20
22
24
26
28
30

Что-то в этой квартире настораживало Римо, хотя он пока еще не сумел определить, что именно. Она была обставлена в современном стиле: из-за мебели, обтянутой черно-белой кожей, высовывались хромированные светильники, пол застилали толстые ковры, картины на стенах напоминали бесформенные пятна в обрамлении тонких золоченых нитей-рам. В пяти серебряных бокалах курился ладан. Кресла походили на полированные скульптуры с маленькими кожаными подушечками для тех, кто способен догадаться, что это все-таки кресла. Нет, странная квартира. Да и сама мисс Кауфперсон производила странное впечатление.

— Ты должен позволить мне пойти с тобой. Я могу рассказать тебе всю подноготную Девара.

— Валяй, — пожал плечами Римо. — Одевайся, и пойдем.

Едва успев застегнуть юбку, Сашур — она гордо объявила, что теперь носит это имя, — прочла лекцию о своих способностях управлять психикой мужчин, которых она считала существами низшего порядка.

— Многие тысячи лет мужчины пользовались женщинами как сексуальными объектами. Теперь настала наша очередь. Ты для меня — всего лишь вещь.

— Как тебя звали раньше?

— Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?

— Именно.

— Роберта Кауфманн.

— Не была ли ты замужем за бухгалтером?

— Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.

— Давно?

— Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в котором сам играл грязную роль.

— Я вижу, ты отлично обходишься без него.

— Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.

Внизу сидящий за столиком консьерж сообщил мисс Кауфперсон, что «этот человек дожидается снаружи».

— Боже правый! — воскликнула мисс Кауфперсон. — Вот ведь привязался, как зубная боль!

Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.

— Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить на такси, потому что в этом городе негде припарковаться. Ладно, поедем. Терпеть не могу появляться на машине в отсталых с социально-экономической точки зрения районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.

— Что? — не понял Римо.