— Правильно. Тимоха играет в ящик. Положением Бугай становится. А ты его правая рука.
— Бугай — человек. А Тимоха — гнида.
— Много народу на сходе будет?
— Прикатит человек пять Тимохи. И человека три у Гари-ка… Деньги-то. Денежки, — Додон ткнул Художника в грудь.
Художник вытащил из кармана свернутые в толстую трубочку стобаксовые купюры.
— На. Порадуйся.
— Вот молодец, Художник. Ты тоже человек… Что делать-то будешь?
— Что? Пойду на разбор. Если хотят меня видеть, то увидят. Хотят базара — будет базар.
— Если ты их переспорить хочешь — зря. Они тебя уже приговорили. Им бы формальность соблюсти.
— Поглядим…
Художник еще сомневался, что Тимоха решится так поступить с ним. Но вечером положенец позвонил ему на сотовый телефон, поздоровался и сразу перешел к делу:
— Художник, ты из всей хивы самый понятливый. Тут друзья из Ташкента подкатили с заманчивым предложением. Деньги ломовые мерещатся. Если хорошо поднапрячься…
— «Белый»? — спросил Художник. Действительно, чем еще заниматься друзьям из Ташкента, как не героином.
— Нет. Продовольствие. Но дело стоящее. И почти законное. Нужны только коммерческие структуры, через которые товар прогнать. И деньги.
— А я тут как?
— Непонятно? Ты же по водке главный.
— Можно подумать.
— Знаешь, приезжай завтра вечерочком, часов в девять, на фазенду. В Корнаково. Там стол будет. Девочек на субботник я уже выписал.
Коттедж в Корнаково с охотничьим домиком Тимоха арендовал в бывших угодьях бывшего облисполкома. Так как место было тихое, там заключались договоры и уговоры, там обрабатывали непонятливых, там можно было при желании закопать чье-нибудь тело.
— Ну что, надо идти, — сказал Художник.