Большая стрелка

22
18
20
22
24
26
28
30

Дубликаты ключей Влад сделал, когда проводил обыск на квартире Политика. Он уже тогда рассчитывал на худшее и сумел, пока суд да дело, с изъятых ключей сделать копии. Маничев считал, что дубликат с магнитного ключа от замка известной израильской фирмы сделать невозможно, но работягам с московского почтового ящика для этого понадобился всего лишь час. И дом Политика перестал быть его крепостью.

Хорошо, что Политик не успел переехать на новую квартиру на Сретенке, в которой бригада югославских строителей заканчивала безумный евроремонт. Туда прорваться было бы проблематично — охрана, видеокамеры. Этот же дом на Арбате был стар, внизу не охранялся, а домофон — это не проблема. В общем, Гурьянов без труда проник в квартиру и стал ждать. Когда по рации Влад сообщил, что подъехала машина, полковник забрался на просторные антресоли, куда никто не полезет, затаился среди коробок. Дышать там было трудно, но можно. Он, бывало, коротал время в куда худших местах — в арыках с нечистотами, канализационных люках. Так что по сравнению с ними антресоли — просто полка в мягком вагоне, где есть все шансы приятно расслабиться.. Он подождал, пока хозяин квартиры отправится в ванную. И встретил его у выхода.

— Не убивайте, — прошептал Политик, когда его кинули на диван.

— Заплачено, — улыбнулся Гурьянов и нажал снова на болевую точку, увидев, что хозяин квартиры собирается заорать.

Через минуту полковник привел его в чувство и проинформировал:

— Тихо, идиот. Не будешь орать, будешь делать, что тебе говорят, — останешься жив. Понял? Я спрашиваю, ты понял? — Гурьянов отвесил полновесную пощечину.

— Да, да…

— Сейчас ты оденешься. Мы спустимся на лифте. Ты тихо сядешь в машину. И мы поедем в спокойное место, где переговорим. Хорошо?

— Может, здесь переговорим?

— Не может. Одевайся. И без фокусов, — для острастки Гурьянов залепил еще одну пощечину, так что голова Политика качнулась и вдавилась в мягкую диванную подушку..

Пленник жалобно заскулил. Потом поднялся и послушно оделся. Они спустились вниз, вышли из подъезда и пошли через глухой арбатский двор. Полковник поддерживал его за руку, готовый сжать, отключить движением пальцев. Политик морщился от боли, пыхтел, как паровоз, но не дергался.

— Карета, — полковник кивнул на машину — «Волгу», на которой только что перекинули номера.

— Куда вы меня везете? — спросил Политик.

— На кудыкину гору. Принимай груз, — Гурьянов втолкнул Политика на заднее сиденье и присел рядом. Влад обернулся и сказал:

— Привет. Ты думал, больше не увидимся?

Маничев попытался завопить, но полковник вовремя сдавил ему шею.

— Если по дороге попытаешься вырваться, я тебя убью, — напомнил Гурьянов. — Руками. Что не понятно?

— Все понятно, — прошептал Политик.

— Люблю понятливых. Поехали…

Предстояло проехать по вечерней Москве и выехать за город. На этом пути могли ждать разные неожиданности, самая реальная из которых — попасться на глаза дорожным инспекторам. На случай, если Политик взбрыкнет у поста, Гурьянов имел удостоверение уголовного розыска — всегда можно сказать, что везут задержанного преступника. Но светиться лишний раз им не стоило.