След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

…Костюк долго сидел под густой елью. Закурил и, выпуская сизые колечки дыма, глядел на озеро, что блестело под косыми лучами солнца, а видел перед собой тихую речку, белый домик, кудрявый клен, что у крыльца…

«Ира небось сейчас на ферме, а Степа в детском садике», — подумал Василий.

Он грустил. Порой его брала такая тоска по родному дому, по семье, что и заглушить ее сил не хватало. Спит и видит во сне Ирину. Как-то в дозоре подошел к речке, посмотрел в черно-голубую воду и увидел лицо жены.

«И чего ты раскис? — уколол он себя. — Не у тебя одного жена осталась в родных краях, но ребята умеют одолевать тоску, прятать ее. А ты?.. Негоже так. Что скажет майор, если заметит? Эх, коммунист Костюк, нет в тебе, голубчик, терпения. На границу ведь сам попросился, значит, все, что тут есть и чем ты живешь, — все твое и за все ты в ответе…»

Он достал письмо жены, полученное месяц назад, и стал перечитывать.

«Вася, Степа подрос, — писала Ира. — Он как ручеек набирается сил. Вчера ходили с ним на речку. Лезет на глубину, а я не пускаю, сам знаешь, родники на глубине, еще застудится или судорогой ноги сведет, а он злится: «Вот я пожалуюсь папке, как он приедет!..» Ну а у тебя как дела, Васек? Очень по тебе скучаю, улыбку твою не могу вспомнить. Уже год, как ты уехал. А мне кажется, что прошла целая вечность. Так, видно, бывает со всеми, кто крепко любит. И я тебя так люблю… Только не думай, что слезы лью. Твое дело на границе серьезное, и я, и сын наш, и мать, и отец, и все наше село за твоей спиной, велика ответственность твоя как солдата границы, велики обязанности, негоже мне отвлекать тебя от них бабскими делами. Сынок то и дело спрашивает о тебе. Вчера поздно вернулась с фермы, бабушка как раз кормила его. Увидел меня, вскочил со стула и бегом ко мне. В глазенках искорки горят, щечки зарумянились. Щебечет: «А я телевизор смотрел. В лесу пограничники шпиёна поймали. А мой папка тоже шпиёнов ловит, да?»

Костюк сидел не двигаясь, письмо перенесло его в родные края. Перед глазами стояла она, Ира. В тот день, когда его провожала на военную службу, она не плакала. В ее задумчивых глазах затаилась глубокая печаль. Он ласково обнял ее за худенькие плечи.

— Как жить будешь? — спросил тихо, коснувшись губами ее щеки.

— Скучать буду, но реветь не стану, — твердо ответила она, зардевшись. — К чему слезы? Дождусь тебя, честно дождусь. Совесть моя при мне остается.

Костюк задумался. Она тоже притихла.

— Сына побереги… — Он заглушил в себе вздох. — И сама не поддайся слабости. Она, как та коса, — режет человека…

Она заглянула ему в глаза и почти прошептала:

— На границе, слыхала я, опасно, да? Ты гляди там… — голос у нее дрогнул, но она поборола себя и, улыбнувшись, добавила: — Уходишь-то целым, таким и возвращайся.

Он улыбнулся.

— Я крепкий, не сломаюсь. Ты вот о границе… Может, и опасно, я там не был и не знаю. Но иду туда с желанием. Служба, она есть служба. Батя-то мой всю воину прошел. Не сломался.

— Батя твой крепкий, как дуб. А ты кто? Молодой, безусый. Не раздвоилась бы у тебя душа, Васек, — грустно вздохнула она. — Попомни: если меня забудешь, прощения не жди.

Во двор заставы въехала машина, из нее вышел майор. Костюк слышал, как старшина заставы доложил о получении продуктов и о том, что завтра утром надо съездить в отряд. Марков что-то сказал ему, кашлянул, потом направился к себе в канцелярию.

«…Васек, я вот о чем думаю, — вновь читал Костюк. — Может, приехать к тебе хоть на неделю? Председатель колхоза не возражает, отпуск дает. Мама тоже советует поехать, отец, правда, против. Когда я сказала, что собираюсь к тебе, он нахмурился, стал выговаривать, мол, его ты поедешь душу ему бередить?» Так и осталась я наедине с тоской. Может, и вправду приехать, а? Знаю, что нелегко мне будет в дороге с малышом, но если ты согласен, — приеду. Напиши, Васек, ладно?..»

Костюк легко вздохнул. Таким теплом повеяло от этих строчек, так они душу растревожили! Он достал из кармана бушлата фотокарточку Иры. Красивая! И добрая! Глаза у нее синие-синие. «Ну что? — мысленно заговорил с ней Василий. — Небось тяжело без меня, да? И мне, поверь, нелегко, только я никому об этом не говорю, даже начальнику заставы, которого уважаю как родного отца. И ты, Ира, не требуй, чтоб я к тебе приехал. Не могу приехать. Служба у меня. И тебе приезжать не следует. Словом, обо всем я тебе написал, скоро получишь письмо…»

— Костюк, где ты? — окликнул ефрейтора Леонид Колотов. — Тебе письмо…