— Ни писка, батя! Слышь?
Они замерли. Стук повторился, и тут же раздался голос соседки Марфы:
— Акимушка, неужто еще спишь, а?
— Ну и баба противная, — буркнул Петр.
Марфа еще раз окликнула Акима, а потом шаги соседки удалились и все стихло.
— Чего она к тебе приходила? — спросил Петр.
Аким, глядя на сына, сказал, что к ней приехал племянник Морозов, она, видно, хотела пригласить его в гости. Аким нарочно придумал такую фамилию, он хотел знать, как поведет себя Петр. А тот весь изменился в лице, спросил:
— Морозов?
— Да. А что?
— Странно…
— Что?
— Странно все это, отец… — повторил Петр и почему-то пристально поглядел ему в лицо. Аким в эту минуту думал: «Странно, потому что ты себе присвоил такую фамилию. А зачем? Выходит, ты вовсе и не Петр Рубцов, а какой-то Морозов».
— А я тебя не узнаю, Петя, — сказал Аким. — Какой-то ты чужой.
У Петра загорелись глаза, и такая в них злость была, что Акима пот прошиб.
— Может, кому и чужой, а для тебя сын. Понял? А что, может, ты и в самом деле похоронил меня, а? — Петр хохотнул. — Я, признаться, боялся испугать тебя, когда стучался. От страха, думаю, отдаст богу душу. А ты еще крепкий. — Он натянул на себя рубашку, надел брюки, потом спросил: — А что, мать умерла при сознании?
— Тебя вспоминала. Все ждала, что приедешь. И я ждал, все мы ждали, а ты будто сквозь землю провалился. Грех ты на душу взял, Петька…
— Какой?
— Сам знаешь, — уклонился от прямого ответа Аким. И, сам того не замечая, вдруг сказал: — Покаялся бы ты, сынок? Советская власть гуманная.
— Ты брось такие речи говорить, — злобно отозвался Петр. — У меня теперь другое чувство — и к морю, и к капитану судна, и к тебе, отец.
— Какое же, если не секрет?