След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, мне пора, батя, — напомнил Петр. — Давай обнимемся на прощанье.

Аким подошел к сыну. Зорянка тускло блестела под луной.

— Значит, ты, батя, заявишь на меня? — спросил Петр, гася пальцами папиросу.

— Совесть так велит. Я даже на фронте, в пекле огня, ее не потерял, свою совесть, а ты хочешь, чтобы я смолчал? Нет, Петька, пути у нас с тобой разошлись. Теперь у тебя одна дорога — кровавая. А моя дорога — чистая.

— И тебе не жаль меня?

— Для меня, Петька, ты умер.

— Ладно, пусть умер. А проститься мне позволь. Может, больше не увидимся.

Они обнялись. Петр крепко прижал отца к себе, а потом вдруг резко оттолкнул назад. У Акима подломились ноги, и он упал. Глянул вниз и весь похолодел: он был на краю обрыва, вот-вот свалится. А Петька стоял у старого дуба. Чего он стоит? У Акима из-под ног уплывала земля. Он сползал вниз. Аким представил, как сорвется с обрыва, и от злости заскрипел зубами. Закрутит его вода, понесет на глубину. Нет, Аким не боялся смерти. На войне он к ней привык, не раз ходил с ней в обнимку, но судьба даровала ему жизнь.

«Ты, Петька, не спеши уходить, — мысленно приказывал он сыну. — Ты рано торжествуешь победу. Я не умру, потому что мне надо еще пожить… Потерял ты свой дом и право ходить по земле. Приговор тебе я уже вынес. Вот только выберусь наверх…»

У Акима стала кружиться голова, и он хрипло сказал сыну:

— Петька, дай руку!

Сын молча стоял у старого дуба. Аким не понимал, почему он стоит, почему не подает ему руку. И вдруг в его памяти ожили слова Петра: «У меня, батя, и на тебя не дрогнет рука!»

«Он хочет меня убить», — пронеслось в голове Акима.

Он старался дотянуться до ветки старого дуба, которая свисала к самому обрыву. Правая нога Акима уперлась во что-то твердое, видно, корень старого дуба. Он оглянулся… За спиной плескалась Зорянка. Если бы дотянуться к ветке.

— Сынок, дай руку!

Петр по-прежнему стоял как вкопанный. Стоял и молчал. Потом он бросил: «Прощай, батя!» И зашагал прочь. Он уходил… Он все рассчитал: еще минута-две, силы отца иссякнут, и он сорвется с обрыва. Люди скажут: «Охотился Аким на уток и сорвался в Зорянку». Хитро все рассчитал Петька. И какое же у него сердце, если отца родного?..

Аким сжался в комок, собрался с последними силами и всем телом рванулся к ветке старого дуба.

— Родная моя веточка, — шептал Аким, — не ломайся, не дай погибнуть. Не дай мне сорваться с обрыва.

Аким поднатужился и другой рукой схватился за ветку. Она сильно нагнулась, но не треснула. Аким выбрался наверх, встал, отдышался, потом снял ружье. Черная фигура сына удалялась. Аким побежал за ним.

— Сынок, куда ты? Постой. Дай тебя расцеловать на прощание.