След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

24

«Алмаз» застопорил ход неподалеку от судна. На мостике включили прожектор. Тонкие лучи света выхватили из темноты палубу судна, надстройки. Людей почему-то на палубе не оказалось.

— Они что, спят? — удивился помощник.

В лучах прожектора неожиданно появились «рыбаки». Из рубки вышел капитан. Лысенков сразу узнал его.

«Теперь ты из воды сухим не выйдешь!» — стиснул зубы помощник.

— Будьте внимательны, — напутствовал командир корабля Лысенкова, когда тот доложил, что осмотровая группа к высадке готова.

Катер отвалил от борта «Алмаза». Лысенков, как и в прошлый раз, представился капитану:

— Я офицер пограничных войск Союза Советских Социалистических Республик. Ваше судно остановлено по причине незаконного нахождения в советских территориальных водах. Судно будет осмотрено. Прошу предъявить документы. — Говорил Лысенков четко, не торопясь, но в его словах звучала особая гордость. Он приказал капитану собрать людей в рубке. Рыжий хозяин сделал удивленное лицо:

— Я не понимай, почему офицер нас задержал?

Лысенков объяснил: на судне нарушитель советской государственный границы. Капитан пожал плечами:

— Я ловит рыба…

Он тут же умолк, увидев советского пограничника. Матрос Гусев доложил Лысенкову, что кто-то выбросил за борт сверток. Рулевой катера выловил его из воды. Это был серый пиджак. Лысенков развернул его и стал разглядывать, хотя вода стекала ручейками. У левого кармана — маленькая дырочка, на подкладке — пятна крови. Вода не успела смыть их. «Дыра, видно, от пули, — сообразил капитан-лейтенант. — Одежда нарушителя! Но где он сам?»

Лысенков заговорил с капитаном на немецком языке, спросил, чья это одежда. Тот стал уверять, что никто из его команды такого пиджака не носил. А откуда могли взяться пятна крови, если все его рыбаки живы и здоровы? Нет, сказал иностранец, это пограничники подбросили пиджак…

— Я не согласен, одежда не наш!

Лысенков от злости на капитана до боли закусил губу. Да и кто дал ему право клеветать на пограничников? Ведь наверняка, гад, знает, чья это одежда. В самый последний момент решили на судне избавиться от улики. Другой бы на месте капитана растерялся или придумал бы что-нибудь близкое к истине, а этот решил обвинить пограничников. «Теперь я переверну все судно, а нарушителя найду», — горячился Лысенков. Он холодно посмотрел на него. Иноземец держал в зубах сигару и ухмылялся. Его глаза говорили: «Ну, что еще вам надо, господа русские?..» Конечно, капитан не стал отрицать того, что в наших водах выбросил сети, и тут же выразил желание подписать акт.

— Я признай нарушений, но я просит извинения, — сказал он на ломаном русском языке, и опять на его полном лице появилась улыбка. Эта улыбка задела Лысенкова, и он молча стал листать судовую роль. Вернув документы капитану, пригласил его при свете прожектора осмотреть вместе верхнюю палубу, заглянуть в трюм. Когда они вышли из рубки, матрос Гусев шепнул капитан-лейтенанту:

— Помните тот красный буй? Его нет. Сети выбросили, а буя нет.

Лысенков задумался. В тот раз, когда он спросил, зачем им буй, капитан ответил: «Мой бросай сеть. Буй бросай, потом далеко видно…» Выходит, буй нужен им для ловли рыбы. Но куда он делся? Лысенков спросил капитана, тот развел руками:

— Мой потерял буй. Море большой — ищи буй, господин. Я потерял буй. Ветер далеко унес. Нет буй…

«Вот!.. Буй ему нужен был не для рыбной ловли», — подумал Лысенков. Но что делать? Наверное, нет на границе человека, который, подобно Лысенкову, не волновался бы сейчас так, как волнуются люди перед суровым испытанием или опасностью. Где-то на судне враг, он может незаметно пустить в тебя пулю. Иностранный корабль как неведомая планета, на нем все чужое, особенно люди — загадочные, молчаливые, не знаешь, что у них на уме. А тут еще ночь, туман. Лысенков светил фонариком. Яркие лучи света выхватывали из темноты различные рыболовецкие снасти, бочки с солью, концы…