След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

— Курс сто десять градусов! — приказал он.

Вахтенный рулевой тотчас выполнил команду. Корабль круто развернулся, оставляя за кормой вспаханную винтами полосу воды. Марков не сводил глаз с судна. В бинокль он увидел на палубе сети, приготовленные к спуску за борт. У ходовой рубки стояли какие-то люди, на палубе бочки. «Теперь ты легко не отделаешься, — усмехнулся он в душе. — Проверим все трюмы…»

Видно, капитан уже заметил советский пограничный корабль, потому что резко увеличил ход, казалось, он старается раньше «Алмаза» добраться к острову, как это сделал в прошлый раз. Тогда на это Марков не обратил особого внимания, а сейчас насторожился. Лохматые волны прыгали на палубу, угрожающе шипя, снова скатывались в море. Корабль кренился то в одну, то в другую сторону, но шел точным курсом.

«Я должен первым достичь острова, — решил Марков. — Может, пойти судну наперехват?» Но тут же отказался от этой мысли; судно находилось в нейтральных водах. Вот если оно нарушит нашу границу…

— Товарищ командир, судно изменило курс, — послышался голос штурмана. — Идет прямо на нас.

— Свернет! — отозвался Марков. — Не станет капитан на наших глазах нарушать границу. Судно пойдет к острову. Я это нутром чую.

Рассудок подсказал ему другое: рыжий капитан наверняка хитрит. Если ему нужен Баклан, он не стал бы идти курсом на север или подходить к острову с южной стороны. Так было в войну, когда наши корабли шли противолодочным зигзагом с единственной целью — избежать прямого попадания вражеской торпеды. «Многие дожили до Дня Победы, — подумал Марков. — А мой отец так и не вернулся с войны…» На душе у него стало тоскливо.

Море вздыхало как живое. Когда из-за туч выползала луна, оно таинственно серебрилось. В ту минуту Маркову показалось, что вот-вот из воды покажется черный корпус лодки. Он все еще не мог забыть того, как остро и больно обжег его сердце рассказ матери о том, что корабль, на котором служил отец, торпедировала фашистская подводная лодка.

«Отец был очень привязан к морю, — рассказывала ему и Павлу мать. — Когда мы с ним встречались, он плавал на боевом корабле, мечтал покорять океаны. Познакомилась я с ним в Мурманске. По вечерам он водил меня к морю, и мы любовались им. Да, сынки, отец любил море, как любят дорогого тебе человека. Море было для него смыслом жизни. Сами посудите: разве может жить человек без мечты, без дела? И он не мог жить. И полюбила я его прежде всего за это… Потом мы поженились. Практика моя закончилась, и в начале июня сорок первого года я уехала домой. Я сказала, что сдам экзамены и сразу же приеду к нему. Но вскоре грянула война…»

«И ты не поехала?» — спросил Игорь.

«Нет. Я не решилась, сынок…»

«А почему?» — удивился Павел.

«Не думай, что я испугалась огня. Мне и на родине пришлось вдоволь горя хлебнуть. Такие тут бои были, что и не передать словами. Я боялась вас потерять, — говорила мать. — Отец письма писал…»

«А как же ты узнала, что он погиб?» — спросил Игорь.

«Похоронку получила. Отвезла вас к бабушке, а сама весь день голосила. Ох и тяжко мне было! А что я могла поделать? Я так любила вашего отца, что даже замуж больше не вышла. Все старалась для вас и рада, что теперь выросли вы…»

«Вернусь из дозора и буду проситься в отпуск, — решил Марков. — Надо к маме съездить».

Думая о матери, он стал прохаживаться по мостику. Лысенков догадался, что командир волнуется. Он всегда так, чуть что — прохаживается по мостику, то бинокль поднесет к глазам, то запросит какой-либо боевой пост, а то и просто станет рядом с вахтенным офицером и молча глядит на серое холмистое море. Помощник как бы вскользь заметил:

— В таких случаях я спокоен…

— А вот я не могу быть спокойным, — сказал Марков с какой-то внутренней обидой. — Хожу, размышляю… Почему? — И пояснил: — Волю в себе воспитываю. Еще Энгельс говорил, что воля определяется страстью или размышлением. Так вот, я воспитываю в себе волю размышлением. И еще, я уважаю свободу воли… Штурман! — окликнул командир лейтенанта Руднева. — Место корабля?

Штурман выглянул из рубки, громко прокричал: «Алмаз» проходит мыс Дельфинов!» Капитан 3-го ранга вдруг нахмурился, его лицо посерело. Помощник, наблюдавший за ним, вздохнул. Командир, видно, вспомнил о своем отце. Мимо этого мыса корабль проходил часто, и всякий раз Марков вспоминал отца. Однако помощник вопросов не задавал, ждал, что скажет командир. Марков опустил на грудь бинокль.