Аким бросил мешок, подошел к калитке, отворил ее, чтобы Марфа вошла во двор.
— Ты чего это, соседушка? — спросил он. И вдруг у него мелькнула в голове предательская мысль: «Вот если бы не было у нее Павки, сразу бы женился…»
— Чай, забыл, да? Моя Зоя закончила институт. Диплом получила. Я так рада, так рада, что и не высказать тебе. Вечеринка у нас… Придешь, а?
«Ну вот и твоя Зоя нашла свою судьбу, а ты Петра моего кляла», — подумал Аким. А вслух сказал:
— На рыбалку я собрался. Ты, Марфа, не серчай.
Она не обиделась. Сердце подсказало Марфе, почему Аким не хочет быть на вечере у ее дочери. Зою-то обманул Петр. Ох, как обманул! Но и его кара настигла…
— Я тебя понимаю, — тихо отозвалась Марфа. — Но разве моя вина в том, что Петр не взял Зою в жены? Может, и жил бы еще…
— Не надо, Марфа… Во мне любовь к сыну давно угасла. Вырвал я ее из своего сердца…
Мимо двора вдоль забора прошел дед с мешком за спиной. Серко зарычал.
— Лежи смирно! — прикрикнул на пса Аким. Ему хотелось, чтобы Марфа скорее ушла. Ведь не раз просил ее не трогать Петра, так нет же, снова защебетала. Но Марфа все стояла, о чем-то размышляя. И, чтоб сгладить свою неловкость, Аким спросил: — Павка-то где?
— Дома. Нога у него ноет. Видно, от осколка. И как он угодил на мину? Не одну сотню этих «лепешек» на войне обезвредил, а та, что нашли в балке, где пахали, укусила Павку. Ну, скажи, Аким, где справедливость? Павка трижды лежал в госпитале, горел в машине, тонул в речке… Сколько выпало на его долю! Потому и вся голова белая, словно мукой кто посыпал. А тут эта мина…
— Могло и убить… — поддакнул Аким. — Так ты, Марфа, поглядывай на мой двор. Я тебе свежей рыбки принесу.
Марфу позвала дочь, и она ушла.
Аким сел на приступок крыльца и мысленно перенесся на далекое Северное море, куда пять лет тому назад ездил «хоронить» сына…
Солнце поднялось высоко, лучи его палили нещадно. Акима потянуло в сон. Он привалился спиной к столбу и задремал. Очнулся от громкого лая Серка. Аким поднялся, хотел было открыть калитку, но какая-то женщина с мальчиком лет пяти, одетым в серые брючки и такую же серую кепку, сноровисто открыла щеколду и смело вошла во двор. Женщина — черноглазая, с лицом светлым, как на картинах русских художников, с косами за спиной. Мальчик что-то бросил собаке.
— Петрусь, не балуйся, а то укусит! — и поглядела на Акима: — Гостей принимаете?
— Ты кто будешь, дочка? — спросил Аким затаив дыхание.
— А вы на моего сынка поглядите, — она мягко улыбнулась.
Аким поглядел на малыша и закаменел. Как похож на Петра! Открытый прямой лоб с копной волос на голове, шустрые, слегка настороженные глаза, ямочка на подбородке. С ребенка Аким перевел взгляд на его мать. Лицо ее вдруг обрело какую-то внутреннюю непроницаемость, вроде как судорога его свела. Но вот тонкие губы женщины дрогнули, лицо приняло веселое выражение.
— Ну, похож? — тихо спросила она.