— Ты… ты и есть Ольга? — с трудом выдавил Аким, все еще не веря, что женщина и есть жена его сына Петра. Бывшая жена…
— Да. А Петя — ваш внучек… — Она хотела сказать еще что-то, но вдруг шагнула к Акиму, приникла к его могучей груди головой и заплакала. — Нет у нас ни мужа, ни отца. Утонул Петька в этом проклятом море…
Аким ласково провел по ее голове широкой ладонью.
— Я давно ожидал тебя, Ольга… Рад, что ты приехала, моя милая невестушка. Ну, ладно, пойдем в дом. Пете, чтоб не мешал нашему разговору, я дам мяч. Пущай во дворе кувыркается. Серко его не тронет…
Сидя в комнате на старом расшатанном стуле, Ольга вытерла платком красные глаза.
— Никак не могу забыть Петра. — Ее тонкие длинные пальцы нервно комкали платок. — Этой осенью собираюсь поехать в Синеморск к рыбакам. Буду просить начальство, чтобы ему памятник поставили. Не для меня… Для сына. Пусть знает, что его отец не зря погиб…
У Акима от этих ее слов мороз по коже пробежал. С его губ едва не сорвалось: «Предатель Петр, а не герой!..» Он поглядел в ее лицо, и такая жалость пробудилась в нем к Ольге, что на сердце защемило. Хотелось тут же обнять ее, хоть как-то утешить. Но он сидел не двигаясь. В ее больших голубых глазах затаилась печаль, и ничего не мог сделать Аким, чтобы рассеять в ней эту печаль. Он и в себе-то не мог подавить страха: ведь не знает Ольга, чем кончил ее муж, а говорить Акиму ох как боязно.
Глаза Ольги забегали по комнате, она что-то искала, потом остановила их на хозяине.
— Попить бы воды… во рту пересохло…
— Может, молока? — тихо спросил Аким. — В погребе оно, я мигом достану…
— Нет уж, воды дайте…
Аким поднялся со стула и, пошатываясь, шагнул в коридор, где стояло ведро с водой. Черпнул железной кружкой. Ольга жадно выпила, вернула ему кружку.
— Любила я Петра так, что порой и разум мутнел. И он жить без меня не мог… Про вас часто рассказывал: и как вы на море врага били и как в десант ходили… Пуля-то небось все еще сидит под бедром?
— Она мне не мешает, и я ей тоже, — усмехнулся Аким. — Прошлое чего вспоминать? Одна тоска на душе. А война… — он замялся на секунду, — война разве мне одному душу перепахала? Я-то живым домой вернулся, а мои дружки, земляки, значит, с которыми вместе в школе учился, полегли как один. Все семь дружков! Один погиб под Ростовом, другой наскочил на мину и ничего от него не осталось, третий сгорел в танке… А вот Гриша, брат моей соседки Марфы, разведчиком был. На самолете его в тыл врага забрасывали… Схватили фашисты где-то под Минском и повесили. Жена осталась с двумя малышами… Потому Марфа за сына своего переживала, когда ушел тот служить на границу. А Васька-то прапорщиком стал.
— У каждого свое, — заметила грустно Ольга. — Мой Петр без моря и жить не мог. Мечтал покорить океаны, да судьба не выпала ему…
— Не надо об нем… — еле слышно попросил Аким. — Душа горит…
— Вам своим сыном гордиться надо, погиб как герой. Потому и памятник желаю для него просить. А если начальство не пойдет на такое дело, тогда я сама… Денег соберу, а своего добьюсь. Вы небось пожелаете мне помочь?
— Ты насчет памятника не надо… Не понимаешь, что ли? — глаза у Акима повлажнели.
— Что понимать-то? — удивилась Ольга. — Петр был лучшим штурманом на траловом флоте… Ох и тяжко мне жилось эти годы, Аким Петрович, — призналась Ольга. — Больная мать на руках… Я весь день на почте… А мне хоть бы одно письмо пришло… Ни от вас, ни от рыбаков. Даже капитан «Кита» Петр Кузьмич забыл меня. Горе, оно сближает людей, а у меня получилось наоборот.
Аким встал, прошелся по комнате. Слова Ольги жгли его душу.