След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

Он тут же изменил курс, увеличил скорость хода, поднес к глазам бинокль и сквозь серо-белый туман увидел судно. Оно дрейфовало в наших территориальных водах.

— Вот они, голубчики! — воскликнул капитан 3-го ранга, передавая бинокль замполиту. — Погляди, Виктор Савельевич. Пожалуй, иностранцы умышленно застопорили ход.

Румянцев внимательно всмотрелся в судно. На палубе он увидел троих, один из них был невысокий и полный, в кожанке. Он держал во рту сигару. Наверняка это был капитан. Передав командиру бинокль, замполит не без улыбки заметил:

— Да, конечно, судно дрейфует, видно, что-то с двигателем.

— Наверняка какая-то хитрость, — согласился помощник. — Не беда, я пойду с осмотровой группой и на месте разберусь.

Марков повеселел, с какой-то лихостью отдавал команды:

— Корабль к задержанию!.. Осмотровой группе приготовиться к высадке на иностранное судно!

И вот уже катер спущен на воду. Моряки осмотровой группы — комендоры старшина 2-й статьи Павлов, бывалый матрос Гусев, электрик матрос Зорин и мичман Капица — стояли на корме в полном снаряжении. У мичмана за плечами переносная радиостанция — он шел на судно вместо радиста, который находился в отпуске. Лица у всех серьезные, немного задумчивые, и Марков невольно подумал о том, что моряки, по сути, шли на выполнение боевого задания, ибо для них судно-нарушитель — чужая территория и ты на ней представитель нашей великой страны. Но в своих людей он верил. Правда, несколько дольше обычного задержал взгляд на мичмане. Капица — высокий, худощавый, с голубыми, нежными глазами, что никак не импонировало его суровой натуре.

— Может, вас подменить? — спросил командир.

— Почему? — удивился Капица.

— Ночью ведь вахту стояли…

— Я не устал. Надо же и мне поглядеть на господ капиталистов.

— Добро, идите. Кто на вахте? Егоров? Так, так… Море читает как книгу. Это вы хорошо сказали, мичман, только я сомневаюсь. Ну, ладно, после поговорим…

Марков подошел к помощнику, возглавлявшему осмотровую группу, еще раз напомнил ему про судовые документы, про карту, на которой следует пометить место задержания судна…

— Товарищ командир, я же не новичок! — обиделся Лысенков.

Марков едва не ругнулся, он упрекнул помощника в том, что не время сейчас «проявлять характер», надо сделать дело, а уж потом делить лавры.

— Лавры — это вам, а мне тошно от них, — возразил Лысенков.

— А ты, Сергей Васильевич, ершистый, — добродушно заметил Марков.

Катер отчалил от борта корабля. Лысенков стоял на палубе и, пряча лицо от колючего ветра, размышлял: как поведет себя капитан, неужели станет отрицать факт нарушения советской государственной границы? Ему уже не раз приходилось высаживаться с осмотровой группой на иностранные судна, и всякий раз, несмотря на очевидное нарушение режима рыбной ловли, капитаны не сразу соглашались с этим, одни уверяли его в том, что напутали курс, другие жаловались на тяготы жизни, третьи заверяли его, что они «не против Советов». Однако Лысенков всегда исходил из фактов, поступал объективно. Был случай, когда он решил не конвоировать судно-нарушитель в базу. Капитан судна со слезами на глазах умолял тогда Лысенкова отпустить его, потому что дома отец-старик и жена больны, пятеро детей. Улов он продаст, чтобы рассчитаться с кредиторами. Лысенков связался по радио с командиром, доложил о своем решении. Марков тогда сделал ему замечание, что нельзя, мол, поддаваться эмоциям.

Ну а как поведет себя капитан этого судна?