— Ничего! Не ожидала, что случится вот так!
— Напрасно. У нас народ хоть и хороший, но не без дебилов типа Сыча. Надо быть внимательной, осторожной. А лезет в открытую, не отмахиваться бесполезно, а скальпель схватить да по роже полоснуть. Чтобы в себя пришел! — Участковый повернулся к Сычеву: — Я правильно говорю, Толик?
— Ну зачем же скальпелем да по роже? Так изувечить можно.
— А изнасиловать беззащитную девушку — не изуродовать ее? От скальпеля шрам на физиономии останется, а от насилия — на сердце, на душе, или, придурок, не понимаешь этого? Но все, больше ты концом своим в деревне махать не будешь! И на зоне тоже. Там скорее тебя самого в позу поставят и место у параши определят!
Сыч, заикаясь, проговорил:
— К-какой зоне, Коля? Ты чего?
— Уж не знаю, в какой! В той, в которую тебя суд определит!
— Да ты что, Коль? Мы ж… это…
Николай перебил Сычева:
— Впрочем, Сыч, твою судьбу решать Надежде. Простит она тебя, что ж, ограничимся протоколом с признанием твоим о том, что вытворял здесь, который сейчас в ход пускать не буду, но который усугубит твое положение в случае, если еще раз решишься на подобное. Не простит — в КПЗ, а к вечеру в РОВД. Под следствие! Попробуй договориться с «кисонькой»! Может, простит, хотя я бы не простил.
Лейтенант отпустил Сычева.
Тот подошел к Надежде, залепетал что-то нечленораздельное. Фельдшер не стала его слушать, обращаясь к Горшкову:
— Николай, убери, пожалуйста, от меня этого слизняка, смотреть на него противно!
— Так ты не прощаешь его?
— Да пусть идет на все четыре стороны!
Сыч потянулся к руке Надежды:
— Вот спасибочки, сестричка, век не забуду и больше к тебе ни-ни! Даже не волнуйся! Клянусь!
Фельдшер убрала руку:
— Уйди!
Николай приказал: