– Ты злишься, я спрашиваю?
– В смысле?
– На меня… злишься?!!
– С чего бы?
Василиса взяла короткую паузу. Пришла к выводу, что огромным желанием разговаривать с ней я не горю, а поэтому разбор вчерашних полетов лучше всего отложить на потом. Опять сменила интонацию (на этот раз на показательно равнодушную) и небрежно бросила:
– Не злишься, и ладно. Это-то я и хотела узнать. Включаю камеру. Как сигнал?
Один из мониторов ожил, на экране нарисовался забитый, несмотря на поздний час, легковушками Московский проспект.
«Сегодня же воскресенье, – вспомнил я. – Люди все еще возвращаются с дач».
– Нормально, детка. Удачи. – Угу.
На втором мониторе появилась картинка с камеры Квачкова: спуск в подземный переход, возле которого сосредоточенно прячет в сумочку свой телефон только что закончившая разговор со мной…
Я не сдержался и громко хмыкнул.
Вот уж никогда не подумал бы, что прическа может настолько изменить человека!
– Как тебе? – на этот раз не оборачиваясь, даже не прерывая своего занятия (в этот момент он активно елозил мышкой по коврику), поинтересовался Никита. – Девочка-одуванчик.
– Мда-а-а… Беззащитная скромница-старшеклассница, мечта педофила, – пробормотал я. – Не захочешь, а изнасилуешь. Начинаем!
Девочка-одуванчик с двумя светлыми хвостиками принялась спускаться в переход.
Экстерьерная камера, поймав в кадр ее обтянутую топиком спинку, последовала за ней.
Никита кликнул мышкой, и на экранах всех телевизоров, принимавших в этот момент канал НРТ, появилась бегущая строка:
Объект насилия тем временем достиг конца лестницы, свернул за угол, и тут же в объектив скрытой камеры попала группа подростков – человек восемь-десять, – топтавшихся в переходе.
Я откинул крышечку на мобильнике, вызвал из памяти номер Василисы. Сейчас, как только она поравняется со своими будущими насильниками, у нее зазвонит телефон…
Вот тогда-то все и начнется!