– Тебе нравится сейчас то, что ты собрался сделать? – снова спросил Игорь Петрович.
– А какая разница? Мне что, нравилось отправлять на тот свет наших с вами курьеров? Я должен был это делать, потому, что это было правильно. Понятно? И сейчас мне вовсе не должно это нравиться. Я просто знаю, что я должен это сделать.
– Как Герострат? – Почти бесшумно прошептал я, но Ртищев услышал и резко обернулся ко мне.
– Причем здесь Герострат? Он сделал это только ради своей славы. А мне ничего не нужно. Спроси у него, – Ртищев указал стволом автомата на Игоря Петровича, – я ведь мог просто исчезнуть с деньгами. С большими деньгами.
– Я его потому и выбрал, – мертвым голосом сказал Игорь Петрович, – что он человек идеи. Пойдет до конца ради нее. Мазаев отравился, чтобы не выдать его и меня.
Я не стал спрашивать, кто такой Мазаев, мне было не интересно. Я ждал, что произойдет дальше… Я ждал.
Где-то наверху вдруг рвануло, оглушительно, так, что у меня заложило уши, казалось, задрожали стены.
– Они решили штурмовать! Слышите, они решили штурмовать! Это я ублюдок? Я убийца? – Ртищев был страшен в этот момент, рот его исказило судорогой, глаза побелели, – Вы не хотите? Тогда почему я должен?
Ртищев полез в нагрудный карман куртки. И тогда на него бросился Игорь Петрович. Он не стал бить, он захватил горло Ртищева в сгиб локтя и стал отгибать его тело назад, через спинку металлического стула. Я бросился вперед, чтобы удержать руки Ртищева, но напоролся на удар его ноги. Я упал и с силой приложился головой об пол.
В глазах потемнело.
Нужно встать.
Взрывы гремели один за другим, послышались выстрели, частые одиночные выстрелы. Ртищев ударил автоматом наотмашь, за голову.
Автомат скользнул по лицу Игоря Петровича, раздирая плоть. Брызнула кровь.
Встать, приказал я себе, и попытался этот приказ выполнить. И встал. На колени. И начал нашаривать опору правой рукой.
Ртищев встал, залитый кровью Игоря Петровича. Игорь Петрович удержался на ногах и снова бросился на него. И получил удар ногой в грудь.
В бункере грохотало так, что я не слышал, что именно крикнул Ртищев, вынимая из кармана ключ и вставляя его в прорезь на пульте. Наверное, снова свое «Кто убийца?». Не знаю. Может быть, это грохотало не в бункере, а у меня в голове. Перед глазами все плыло и двоилось.
Даже пол дрожал и норовил убежать.
Рука Ртищева легла на кнопку. Я бросился к нему, мне показалось, что я бросился, на самом деле я плыл, медленно плыл к его руке, к его пальцам, которые оглаживали рифленую поверхность кнопки. И я успел.
Успел, но ничего не успел сделать, потому, что Ртищев перехватил меня и отшвырнул прочь.
Я не упал, я ударился спиной о стену и сполз на пол. Я видел, как Ртищев снова наклоняется к пульту. Медленно и бесшумно, потому что все звуки исчезли, застыли, увязли в застывшем разом воздухе.