– Это из-за вашей операции?
– Во время нашей операции. А из-за нее или нет – не знаю. И все. Больше ничего не произойдет. Нужно сделать все бесповоротным, заставить всех нас…
– Сделать всех счастливыми? Как?
– Нет. Я вспомнил, что возрождение начинается тогда, когда другое решение невозможно, когда инстинкт самосохранения заставляет забыть обо всем и начать бороться и работать, надеяться только на себя. Германия после первой мировой войны поднялась тогда, когда хуже уже было некуда, когда никто не собирался ей помогать.
– И у них появился Гитлер.
– Ну и что? Ты думаешь, что можно консолидировать народ, не пролив крови?
– И что тебе даст уничтожение Украины?
– Все! – глаза Ртищева горели, и лицо раскраснелось. – Россия будет изолирована. Информация о том, что виной всему российское тектоническое оружие просочится обязательно, я, во всяком случае, это подготовил. Россия не получит больше ни кредитов, ни обещаний помощи. И что самое главное, она потеряет коммуникации нефте– и газопроводов через Украину. Кончаться нефтедоллары,и придется надеяться только на себя…
– Ты ненормальный. Маньяк! – я выкрикнул это, потому что уже не мог терпеть этой пытки.
Он не понимал ничего. Он был весь в плену своей идеи, и ему было наплевать на жертвы и кровь. Он решил совершить чудо.
– Тебе подвига захотелось? Чудо решил совершить, ублюдок?
– Я ублюдок? А почему именно я? Это ведь не я придумал этот план. Чистенькие ученные и бравенькие генералы. Они ведь не ублюдки? А они готовились отправить к праотцам миллионы своих соотечественников, граждан Союза Советских Социалистических республик. Не ублюдки? Не кровавые маньяки? Не я оставил этот вот пульт подключенным, когда Союз развалился. Или наши генералы не собирались его применять? Тогда зачем он здесь? Волна ведь не станет выбирать, кого уничтожить, кого пощадить. Всех так всех, господь потом отделит правых от виноватых.
А ты думаешь, что украинская сторона не знает о такой возможности? Даже от нас с тобой они не смогли этого спрятать. Ну и что, это остановило твоих правителей от заигрывания с НАТО? Остановило? Они что, объявили всему миру о такой угрозе? Нет. Почему? А, может быть, и на них есть досье у нас? Может быть, и они у нас под колпаком?
Ртищев ударил кулаком по пульту.
Я молчал. Было бессмысленно спорить с ним. Да и что я мог привести в качестве возражения? Я ведь и сам был в глубине души согласен с ним, не в том, конечно, что нужно убить миллионы людей, а в том, что все происходит на свете потому, что это устраивает слишком многих.
Что я ему могу сказать? Поведать, что живет в Киеве мой младший сын с моей бывшей женой? Что он иногда приезжает ко мне я не смогу обходиться без этого? Рассказать, что я люблю Алиску, и что у меня есть друзья? Он не поймет. Он знает, как сделать счастливыми людей, потом, через несколько десятилетий, после того, как вымрем мы, истерзанные голодом и болезнями, после того, как другие люди поймут, что нельзя ждать подачки от доброго дяди…
Как мне ему объяснить, что… А что, собственно, я могу ему объяснить? Я могу только просить его. И еще могу… Я осторожно помассировал руки. Следы от наручников.
Ртищев посмотрел на часы:
– Время выходит. Что там у нас с радио?
Вопрос Ртищев выкрикнул в сторону двери.
ebooksa