Смотревший на него сбоку водитель заметил, как выступили на лице подполковника желваки, как побелели костяшки пальцев, сжимающие телефонную трубку.
– Это все? – спросил подполковник. – Я остаюсь на месте.
Симоненко положил телефонную трубку и откинулся на спинку сиденья. Все еще продолжается. И на этот раз погибла свидетельница. Ни на мгновение у Симоненко не возникло мысли о случайности. Конечно, перепуганная баба могла попытаться уехать из города подальше, но эта смерть…
Симоненко вылез из машины и очень медленно пошел к киоску. Свидетели. Свидетели погибли почти одновременно. И женщина, и Вася Кинутый. И Гопа с Серым. Почти одновременно кто-то убрал свидетелей. И у Симоненко на руках сейчас остался только один человек – тот, кто сейчас лежит в больнице, и который назвался убийцей.
Симоненко остановился, потом повернулся и быстро вернулся к «волге». Нужно усилить охрану в больнице. Двух человек мало, не дай бог, они попытаются убить того парня. В конце концов, черт с ним, с этим ублюдком, не должны пострадать его люди. Не должны ни в коем случае.
Для подполковника фраза «его люди» никогда не была набором пустых звуков. Его люди находились под его защитой. И карать их он тоже старался собственноручно. Это его люди, и он не позволит никому безнаказанно их убивать.
Пока подполковник отдавал распоряжения по телефону, к машине прибыл запыхавшийся старший лейтенант. Подполковник обернулся к нему и поморщился. Он не любил этого участкового, и эта нелюбовь формировалась где-то на генетическом уровне.
Симоненко понимал всю иррациональность этой неприязни, старался убедить себя в том, что этот Мусоргский не лучше и не хуже остальных участковых, но ничего не мог с собой поделать. Еще когда Симоненко был молодым опером, его часто выручало чутье на людей, и он привык доверять этому чутью. Чутье предупреждало его и в этом случае, но Мусоргский тоже относился к его людям, и пока не были доказаны его грехи, он тоже находился под защитой Симоненко.
Волнуется участковый, автоматически отметил Симоненко. Можно его понять – второй случай на участке за сутки. Не каждый день выпадает обнаружить почти десяток покойников в кафе. Движением руки Симоненко прервал рапорт участкового и протянул ему руку:
– Здравствуй.
– Здравствуйте, товарищ подполковник, – ответил на рукопожатье Мусоргский, и подполковника передернуло от прикосновения ладони старшего лейтенанта. Симоненко отпустил руку. Он честно пытался преодолеть брезгливость и не мог. От участкового разило потом так, что Симоненко вспомнил его прозвище – Мусор.
– Не везет тебе, старлей.
– Да, это, не везет, – Мусоргский двигался рядом с подполковником, стараясь ступать в ногу.
– Ты вот, что, Мусоргский, подготовь мне на завтра рапорт об этом Кинутом, что, как, с кем. Походи с утра по участку, поспрашивай. Заодно, аккуратно, выясни у старушек, может, кто видел кого у «Южанки». Ходят слухи, что там были свидетели. Понял?
– Так точно, товарищ подполковник, – Мусоргский снял фуражку и вытер платком лоб, – сделаю.
– Лады. Теперь вот, тут у нас киоскерша психует, нужно отвести ее домой, объяснить мужу и предупредить, чтобы завтра дома посидела. Мы, если понадобится, вызовем. Ты эту торговку знаешь?
– Кого, эту? Нинку? Хорошо знаю, я на участке всех знаю.
Само собой, должен знать, столько лет на участке. Столько лет, всех должен был выучить, подумал Симоненко. И не нужно ему так волноваться и стараться изобразить из себя служаку. Волнуется.
Симоненко подошел к сидящей на скамейке возле киоска Нинке и тронул ее за плечо:
– Уже успокоилась? Ну и хорошо. Тебя вот участковый проводит домой, чтобы не страшно было.