Гаврилин неожиданно легко сел на постели. Просто чудо-элексир был в шприце. Чудо…
– Который час, Надя?
– Уже начало шестого.
– Начало шестого? – Гаврилин отпустил руку медсестры и потер лоб, выходило, что короткая вспышка боли длилась почти час.
Времени у него почти не осталось.
– Ты прости меня, Надежда, я не хотел тебя пугать…
– Ничего… – прошептала Надя.
– Вот и хорошо, с меня причитается…
Зазвонил телефон. Гаврилин поискал глазами трубку.
– Иди, Надя, иди… – Гаврилин легко подтолкнул медсестру и та вышла, – Слушаю.
– Его остановили на блокпосту ГАИ, на въезде в город. Я могу его остановить.
– Не нужно, – сказал Гаврилин, – пусть действует.
– Он может…
– Пусть действует. Не отключайся.
Я и сам знаю, что он сейчас может, подумал Гаврилин, я знаю, что он сейчас сделает.
В желудке заныло, засосало под ложечкой. Гаврилин понимал, что сейчас произойдет на посту, понимал, что мог бы это предотвратить, но не хотел… Пусть он действует. Пусть кукла Краб действует самостоятельно, так, как его заставляет ослепительная ярость.
Пусть…
– Он открыл огонь, – сказал Хорунжий напряженным Голосом.
Кровь
Подошедший к машине сержант не успел даже отреагировать. Пуля ударила снизу вверх, под челюсть. Со стороны могло показаться, что сержант чему-то безмерно удивился, взмахнул руками так, что палочка полетела прочь, засеменил назад, пытаясь удержать равновесие на льду, все-таки не удержал и тяжело рухнул на спину.