Он не видел, откуда стреляли. Он видел, как пуля ударила в лоб Ямпольского и выплеснула на стену кровь и мозг. Колян выстрелил наугад.
Зазвенело, разлетаясь, стекло в буфете. Еще выстрел. Еще. Гильза отлетела к Шатову, упала на колени, и Шатов почувствовал, как она горяча. Обжигающе горяча.
– Где ты, где ты, сука? – Колян выстрелил снова, пуля выбила осколки кирпича из камина и с визгом ударилась в стену.
– Где? – Колян переломился в поясе и отлетел к стене. Его глаза оказались на одном уровне с глазами лежащего на диване Шатова.
– Ты? – пробормотал Колян, поднимая пистолет.
Изо рта у него пошла кровь. Темная, густая. Пистолет медленно поднимался, и Шатов ждал, когда дуло окажется напротив его лица, и когда…
Рука Коляна словно сломалась у запястья, разлетаясь ошметками плоти и осколками кости. Пистолет упал на пол.
Колян закричал, кровь изо рта пошла толчками, заливая низ лица и грудь.
Распахнулась со стуком дверь, и в комнату вбежал человек. Водитель, узнал Шатов, тот, что напоминал Митяю и Коляну, что нельзя бить Шатову по лицу.
Водитель замер на секунду на пороге, и этого хватило, чтобы на груди у него появились три пулевых отверстия. Как троеточие – раз, два, три…
Тело упало навзничь, зацепив что-то жестяное в сенях. В сенях всегда стоит что-то жестяное.
Грохот выстрелов из пистолета Коляна оглушил Шатова, и он не расслышал, что именно говорит Колян. Просто шевелились губы. Просто текла кровь. Все очень просто.
Шатов попытался сесть на диване, у него не получилось, он неловко дернулся и упал на пол, вскрикнув от острой боли. Все равно нужно встать, приказал себе Шатов. Нужно встать. Несмотря на боль и на головокружение. Нужно встать, не смотря на то, что ужас захлестывает его мозг и сжимает сердце.
Ужас понимания. Шатов что-то понял. Что-то понял, что-то очень важное. Жизненно важное. Нужно только осознать это. Только осознать.
Шатов оперся грудью о диван, подтянул ноги. Встал. Оглянулся на Коляна. Тот все еще был жив, мелко сучил ногами и пытался зажать рану на правой руке пальцами левой.
– Вот ведь дерьмо какое, – расслышал Шатов. – Полное дерьмо! А живот – не болит. Совсем не болит. Только вот рука… Слышь, как тебя, перевяжи руку, а то ведь истеку кровью. Или руку потеряю. Мне ее починят, слышь, починят. Только нужно перевязать. Сейчас и не такие раны…
В горле Коляна булькало и хрипело.
– Извини, – сказал Шатов, – у меня наручники. Не могу.
– Сука, – сказал Колян, глядя мимо Шатова. Шатов оглянулся. Арсений Ильич не торопясь спускался по лестнице, держа в опущенной руке пистолет, с навинченным на ствол глушителем. Такой же, как тот, что Шатов выбросил в болото.
– Я не опоздал? – спросил Арсений Ильич.