Медвежатник

Теперь перед ним сидела не напыщенная дама, какой Елизавета была всего лишь пятнадцать минут назад, а милая барышня, выпускница института благородных девиц, с которой он познакомился на Тверском бульваре.

— Ты слышал что-нибудь о докторе Нобеле?

— Извини, нет. Среди моих знакомых таких не имеется, — чуть раздраженно ответил Савелий.

— Оно и понятно, тебя интересуют сейфы и их содержимое. Но ничего страшного в этом нет, его многие не знают, но скоро о нем заговорят все. Дело в том, что это очень крупный промышленник. У него имеются свои заводы по всей Европе, есть и в России. Но кроме наращивания капиталов, он страшно увлечен химией и изобрел взрывчатое вещество, которому дали название динамит. Это вещество страшной разрушительной силы.

— Любопытно. Он что, тоже медвежатник? Отдыхая от своих научных дел, иногда балуется тем, что взрывает сейфы? — хмыкнул Савелий, отхлебнув вина. Разговор принимал очень интересный оборот.

— Совсем нет, он изобрел динамит в помощь горной индустрии, чтобы легче было взрывать скальные породы.

— И какова реальная мощность этого динамита? — заинтересовался Савелий.

— Очень велика. Сто граммов динамита способны разнести пятиэтажный дом.

— Так как, ты говоришь, зовут того замечательного человека, что изобрел динамит?

— Его зовут Альфред Нобель.

— Я запомню его имя. Если все-таки мне удастся распечатать сейф из титановой стали с помощью его изобретения, обязательно отправлю ему открытку, полную восхищенных слов.

— Так, значит, ты едешь в Москву? Планы твои меняются?

— Да, еду. Как видишь, в Москве у меня обнаружились срочные дела. Мы с тобой встретимся?

— Надеюсь, — улыбнулась Елизавета. — Я верю в судьбу. Извини, мне надо идти, а то мой обожатель умрет от ревности.

Савелий видел, как нелегко дается Елизавете спокойствие, — достаточно всего лишь одного неосторожного слова, чтобы она пролилась теплым нежным ручьем.

Елизавета поднялась и, приветливо улыбнувшись, направилась к своему столику, где ее ждал юный Оболенский.

Глава 46

Назар Пафнутьевич Тарасов проживал в Конюшенном переулке, в глубине дворов, в покосившемся от времени срубе. Оконца были настолько низкими, что казалось, будто дом врос в землю. Почерневшая невысокая дверь свидетельствовала о том, что хозяин не обладал габаритами былинного богатыря и предпочитал жить не в хоромах, а в тесной горнице, где от тесноты запищала бы даже мышка-норушка.

Рядом — дома покрепче, наполовину каменные. Их сводчатые крыши уверенно подпирали небо и выглядели настоящими витязями на московской улице. С многоаршинной высоты хозяева особняков не без высокомерия посматривали на покосившееся строение, совсем не подозревая о том, что в нем живет старый медвежатник, уже лет пятнадцать отошедший от больших дел. Он не был беден, даже не истратил десятой доли из накопленного, мог запросто скупить не только близлежащие дома, вместе с нажитым добром, но и половину улицы. Однако старик предпочитал жить незаметно и не забывал кланяться своим соседям даже издалека, удивляя самых неулыбчивых своей любезностью.

Гости к Тарасову захаживали нечасто, а если и случалось, то во дворе подолгу не задерживались и, тщательно отерев с подошвы грязь о сосновый косяк, с громким приветствием переступали порог избы. В основном то были босяки, в Москве люди не редкие, промышлявшие случайными заработками и гораздые на всякую грязную работу.