— Обижаешь, хозяин. Здесь все, до единого сверлышка.
— Ладно, обидчивый какой нашелся, — примирительно произнес Савелий. — Пошутил я.
Губы Антона разошлись в доброжелательной улыбке.
— Да я знаю, хозяин, что вы напрасно не обидите. А я чемоданчик-то далеко упрятал — оттого, что ко мне городовой начал захаживать. Постучится вот так в окошечко и требует, чтобы я ему открыл. А куда денешься? — всплеснул Антон Пешня руками. — Отворяешь. Так вот, он в комнату зайдет, о том о сем спрашивать начнет. Поинтересуется, справная ли у меня баба, не щиплет ли меня за бороду, когда я спозаранку возвращаюсь. А потом достанет початую клюквенную настойку и нальет себе в стакан. Хряпнет от души и долой с моих глаз. И так каждый день, а то бывает, что и по два раза заходит. Говорит, служба у него так веселее проходит. Оно и понятно, что веселее. Я, бывает, приложусь иной раз, так в голове такая музыка заведется, что ничего другого и не надо.
— Ладно, Антон, одевайся побыстрее. Время не терпит. Ты не забыл, что нужно делать?
— Как же можно, хозяин?! Да не в жисть! Ох, господи, куда же она подевалась-то, — завертел Пешня головой и, натолкнувшись глазами на легкую кожаную тужурку, лежавшую комом на лавке, облегченно воскликнул: — Вот она! А то знаете ли как бывает… Так мы сейчас?
— Нет, планы меняются, мы идем на Московскую биржу.
— Вот как? Но ведь там же городовой.
Савелий улыбнулся:
— Это ведь только усиливает остроту ощущений! Или я не прав?
Некогда Антон Пешня был собачьим вором, и поэтому от него постоянно разило псиной. Собаки в ту пору принимали его за своего и радостно махали ему хвостами, приглашая в свою дружную стаю. Даже внешне он напоминал пса — скулы его слегка были вытянуты, нос крошечный, а небольшие уши заострены кверху. Природа ошиблась, наделив его человеческим обличьем, ему следовало родиться хитроватой болонкой и с писклявым лаем хватать прохожих за штанины. Но вместо этого он стал профессиональным собачьим вором.
На свете не существовало собаки, которую он не сумел бы увести: Пешню одинаково обожали стриженые пудельки и мохнатые сенбернары, борзые и ротвейлеры. Причем он не прикармливал их мясом, как это делали другие собачьи воры, а просто по-хозяйски хватал за ошейник и отводил к заказчику. Только в отдельных случаях он подзывал воспротивившуюся собаку свистом, который действовал на псину так же магически, как призыв сирен к проплывающему мимо судну с истосковавшимися по женской плоти моряками. Его завистливые «коллеги» утверждали, что он знает некое затаенное слово, что позволяет ему сговориться даже с сердитыми бульдогами, и в шутку пытались выведать у него приворотное средство.
В число клиентов Антона Пешни входили самые разнообразные люди: мещане, купцы, молодые офицерики и, случалось, серьезные дамы; дважды он имел дело с аристократами. Графини желали иметь в своих покоях сеттера редкой породы, княгини хотели прогуливаться в обществе терьера. Но особенно Антон Пешня предпочитал иметь дело с молодыми франтами, которые старались жить так, как будто у каждого из них было многомиллионное состояние. Даже имея в кармане всего лишь рубль, они оставляли швейцару на чай полтину с большей легкостью, чем это проделывает сибирский золотопромышленник. Франты всегда давали аванс, а если собака соответствовала всем указанным требованиям, то могли добавить за старание. И только редкий раз Антон Пешня продавал собак на рынке, который так и назывался — Собачий. В этом мире он был человек известный. Когда он появлялся на Неглинном проезде в сопровождении нескольких псов, знающие люди предупредительно поднимали шапки и уступали в торговых рядах лучшее место.
Возможно, Пешня и дальше расширял бы свой промысел, скапливая капиталец на благополучную старость, если бы однажды не украл у благообразного старика махонького черного спаниеля, которого тут же поволок на Собачий рынок. Антон Пешня не простоял и получаса, как к нему подошли трое.
— Хороша собачка, — весело похвалил один из них — молодой красавец с длинными рыжими волосами, лет двадцати пяти.
— С такой псиной хорошо на уток ходить, — согласился другой, поменьше ростом и с широкой грудью.
— Верно, господа, — важно согласился Антон Пешня. — Я с этим псом все болота в Подмосковье обшарил. У него нюх на уток отменный.
— Как же зовут твоего красавца? — широко улыбнулся третий — сутулый молодец лет тридцати.
— Черныш его зовут, ты посмотри, какой он темный.
— Красивое имя, — согласился длинноволосый. — Сам выбирал?