– На лестницу! – услышал Шнейдер.
Оба агента побежали по коридору к пожарной лестнице.
Американец привалился к стене и провел тыльной стороной ладони по мокрым трясущимся губам. О Боже…
– Где твоя машина?
Дыхание Воронцова с сипением вырывалось из плотно сжатых губ – верный признак острой боли в сломанной руке и ребрах.
– На автостоянке, недалеко от главного входа.
– Хорошо.
– Куда едем?
– В бордель Теплова. Я сказал Дмитрию о церкви, но он поймет, что я имею в виду. Теплов проявит благоразумие… – Воронцов попытался улыбнуться, но из его уст вырвался лишь сдавленный стон боли. – Проклятые ребра!
Марфа невольно подалась к нему, но он оттолкнул ее взглядом. Двери лифта открылись. Ледяной холод затопил кабину, унося тепло их дыхания. Воронцов неудержимо дрожал.
– Пошли, – прошептала она. Он едва опирался на ее руку, скорее выражая доверие, чем сохраняя равновесие.
Подземное помещение, предназначенное для приема грузов и срочной эвакуации, простиралось вокруг них, словно бетонная пещера. Снаружи бесновалась пурга, наклонный скат был припорошен снегом. Воронцов побрел к выходу, согнувшись чуть ли не пополам от боли в сломанных ребрах. Марфа послушно шла за ним, не пытаясь помочь. Сторож, сидевший в будке с запотевшими изнутри окнами, не увидел их, когда они поднимались по обледеневшему скату.
Ветер с новой силой ударил им в лицо. Быстро несущийся снег слепил глаза. Воронцов столкнулся с Марфой, едва не оглушив ее. Ей казалось, будто она тонет в ревущем воздухе, наполненном белым крошевом. Мало-помалу дыхание вернулось к ней. Натриевые лампы слабо мерцали, обозначая бушующую снежную пелену как нечто твердое, непроницаемое.
– Вы в порядке?.. – крикнула она, приблизив свое лицо к его лицу.
– Да! – тонким, едва слышным голосом отозвался он.
– Нам туда!
Он лишь вяло мотнул головой. Их ботинки проваливались в почти десятисантиметровый слой снега. Холод пробирал Марфу до костей, но ей стало еще холоднее при мысли о занесенном снегом автомобиле, о холодном двигателе, о состоянии дороги. Они походили на двух слепцов, заблудившихся в лишенном очертаний белесом пространстве автостоянки. Марфа вертела головой, пытаясь сориентироваться при скудном освещении. Свет сочился из окон главного здания больницы. Машины превратились в заснеженные белые холмики, безмятежные, как стадо коров, заснувших посреди поля.
Затем необычайно сильный порыв ветра толкнул ее к автомобилю – к ее автомобилю. Ее онемевшая рука в перчатке принялась счищать снег с ветрового стекла. Она работала энергично, словно открывая очертания знакомого лица, похороненного под слоем пыли. Воронцов согнулся над замком дверцы, щелкая зажигалкой, которая отказывалась работать на сильном ветру.
– Попробуй, – прохрипел он.
Ключ повернулся, как рычаг, поднимающий огромный вес. Затем Марфа распахнула дверцу, забралась внутрь и отперла замки изнутри. Воронцов осторожно опустился на сиденье и закрыл за собой дверцу. Ярость метели едва ли была меньше в металлической коробке автомобиля: снег барабанил по стеклам, ветер раскачивал кузов, превращая салон в скрипучую шарманку. Ветровое стекло затуманилось. Марфа повернула ключ в замке зажигания; двигатель кашлянул и замолчал. Второй раз, третий, четвертый… Двигатель завелся с пятой попытки. Звук показался ей очень тихим, как жужжание газонокосилки на дальней лужайке. Марфа слышала тяжелое дыхание Воронцова. Она сняла машину с ручного тормоза и осторожно нажала на педаль газа. Передние колеса заскрипели, вращаясь в рыхлом снегу, покрывавшем толстую корку льда. Автомобиль дернулся в сторону, выровнялся и пополз к выезду со стоянки. В свете фар изредка возникали белые силуэты других автомобилей.