Высказавшись, Борис отправился в ванную, где ни черта не смог наладить горячую воду, то кипяток лился, то ледяная струя. Бросил это дело, принял холодный душ, отключив хитроумную систему под названием «титан». И какой мудак дал этой кочегарке столь высокое название.
После душа Рудаков переоделся в спортивные брюки и майку, вышел из ванной.
Надежда уже накрыла раскладной стол, перенесенный из кухни, столь же крохотной, как и прихожая, в гостиную.
Сели.
Николай, на правах хозяина застолья, разлил купленную по дороге бутылку водки, поднял рюмку:
– За твой приезд, Борис!
– Что ж, – согласился майор, – давай за приезд.
Все трое выпили. Закусили немудреной закуской. Николай начал было разливать по второй, следуя принципу – между первой и второй промежуток небольшой, но Борис остановил его:
– Не гони коней, брат. Ты обещал кое-что мне рассказать, по-моему, сейчас настал самый подходящий для этого случай. А выпить мы всегда успеем.
Шевченко послушно отставил бутылку в сторону, проговорив:
– Хорошо. Слушай, о чем я тебе уже в подробностях описал в письмах, которые ты не читал. Нет, это не в упрек, я понимаю, у тебя же служба.
Рудаков ответил:
– Я же объяснил тебе, Коля, почему не смог прочесть письма, к чему возвращаться к этому вопросу? И, пожалуйста, не ерничай по поводу моей работы, давай лучше ближе к телу.
Николай поднялся, прошел вдоль окна, с грозящим обрушиться в любую минуту балконом. У пианино остановился, открыл крышку, нажал несколько клавиш, словно собираясь с мыслями.
Рудаков внимательно смотрел на него, иногда бросая взгляды на сникшую вдруг Надежду. Видимо, заряд ее напускной бодрости, через силу наигранного радушия иссяк, и она, как и муж, вернулась в то состояние, в которым они находились до появления майора.
Наконец, резко закрыв крышку пианино и обернувшись к столу, Николай проговорил:
– Ты недавно, Боря, спросил, где наш сын и твой племянник Сережа? Отвечу. Сережа, наш мальчик, захвачен в заложники!
– Что? Что ты сказал?? – крайне изумился Борис. – О чем ты, Коля? В каких заложниках может быть Сергей? Здесь, в мирном городе? Ты в своем уме?
Шевченко тяжело вздохнул:
– К сожалению, брат, в своем. Думаю, было бы лучше, если бы мы с Наденькой сошли с ума и не воспринимали реальность в том ее виде, в котором она удавом давит нас.