От толпы отделился сухопарый, жилистый старец с грубой, обветренной кожей, в котором Римо узнал Пуллянга, замещавшего мастера во время его отсутствия.
Подойдя к Чиуну, он опустился на колени и пал ниц, как того требовала традиция.
– Приветствую тебя, мастер Синанджу, наша опора и хранитель обычаев! Наши сердца преисполнены любовью и ликованием при виде того, кто одаривает своими милостями Вселенную, – выпалил Пуллянг на одном дыхании, как школьник, повторяющий таблицу умножения.
Чиун слушал своего заместителя, смежив веки. Его буквально распирало от гордости, и теперь он походил на надутого, самодовольного индюка.
– Как хорошо вновь оказаться среди своего народа! – произнес мастер. – Я привел с собой своего приемного сына Римо, с которым ты уже знаком.
Римо равнодушно скрестил руки на груди, полагая, что на него не обратят внимания. Однако ожидания не оправдались: жители деревни обступили его и принялись оглядывать с головы до ног. В их раскосых глазах угадывалось недоверие.
Пуллянг повернулся к мастеру Синанджу:
– Он все еще белый.
– Всмотрись в его глаза.
Снова поймав на себе пристальный взгляд, Римо нахмурился.
– Ты не находишь, что в них стало больше корейского? – спросил Чиун.
– Ерунда! – буркнул Римо.
– Что-то есть, – признал Пуллянг.
– Вряд ли, – возразил Римо.
– Да, теперь я вижу, от него исходит корейский дух, – заключил Пуллянг. Остальные согласно закивали.
– Со мной он почти изжил в себе христианское начало, – добавил Чиун.
Лица его земляков просветлели, кое-кто даже зааплодировал.
– Еще несколько лет под солнцем Кореи, и его кожа будет такой же золотистой, как твоя или моя, – продолжал Верховный мастер.
Римо фыркнул:
– Чушь собачья!
ebooksa