— В этом я и хочу убедиться. — Он вгляделся в лицо Мамбо, выбросил пропитавшийся кровью платок. — Понимаешь, о чем я тебя хочу
— Кажется… да, — с небольшой задержкой ответила жрица.
— Тебе ведь не впервой убивать людей, да? Ты убивала даже невинных детей. Что тебе нужно для ритуала? — резко переменил он тон. — Кукла нужна? — Он поднял с земли страшную куклу, изготовленную из разноцветных лоскутов ткани. Она выпала из сумки вместе с остальными вещами, но ее Катала заметил только сейчас.
Мамбо покачала головой:
— Нет, кукла не нужна.
Катала сунул ее в карман.
— Это место тебе подходит? Ты можешь встать. — Он подал ей руку.
Поднявшись на ноги, Мамбо еще раз огляделась, хотя в этом не было нужды: в данном случае место не имело значения.
Уходящее за горизонт солнце придавало песчаным холмам кровавый оттенок. «Тени удлинились», — дважды прозвучало в голове Мамбо. И еще раз: «Удлинились тени». Тоска резанула по сердцу. Но жрица сумела совладать с собой, не выдав себя ни взглядом, ни жестом. Она поняла все — она умрет, как только совершит обряд, свой последний в этой жизни. Попробовала найти успокоение в том, что вслед за ней в потусторонний мир рванет душа еще одного человека. Но не достигнет цели, повиснет посередине тьмы и света. С одной стороны ее будет припекать жаркий огонь, с другой — жалить жуткий холод. Ее вместилище будет бродить по земле, пока не разложится и черви не съедят его. Но даже в червях останутся те несчастные кусочки плоти, которые не дадут душе покоя и продолжат жалить ее. И это будет длиться вечно.
Каталин не мешал Мамбо. Она не осматривалась. Она молилась. Молилась перед смертью. Это дураку понятно, усмехнулся он. Она была в его власти, и это чувство с новой силой раздуло его ноздри.
Вергельд не изменил позы: стоял, скрестив руки на груди. За последние несколько минут он пару раз перекинулся взглядом с Гвидоном, и оба раза красноречивый взгляд верного помощника говорил: «Ты тоже чокнутый». Можно сказать, Вергельд вдоволь насмотрелся на Каталу и сосредоточился на его жертве. Тот держался молодцом. Не дергался, не разевал рот в попытках избавиться от кляпа. Он изредка качал головой, что-то пытаясь передать Каталину. Не попросить, не посоветовать, а передать, так интерпретировал его жесты Вергельд. Может быть, потому, что палач хотел видеть это именно так, а не иначе. Отчасти ему льстило то, что его противник — сильный и изощренный. Но опять же, потому, что он одержал над ним верх. И он полностью был в его власти.
— Так подходит тебе это место? — Каталин вернул жрицу с небес, где блуждал ее разум, на землю.
Она повернулась к нему лицом, облизывая разбитые губы и слизывая языком кровь, сочившуюся из носа.
— Да.
— Я твой помощник, твой жрец. Говори, что делать.
Мамбо рукой указала на Живнова:
— Нужно отнести его в склеп.
Склеп. Это название точно подходило к округлому строению в пятидесяти метрах от дороги. Оно походило на молельню, пески под которой вдруг расступились и поглотили ее, оставляя на поверхности лишь купол. И если заглянуть в пролом сбоку строения, то голова закружится от высоты, от внезапного приступа акрофобии. Воображение все больше захватывало Каталина, что не могло сказаться на его нервах. Он внезапно хохотнул и вслух высказался:
— Здорово, что я не боюсь покойников и всяких там предметов религиозного культа.
Если в нем и жили крохи боязни, то выветрились окончательно, и переломный момент наступил ровно в тот момент, когда он подумал о способе «поквитаться с Живновым»; а к бутылке с порошком зомби он прикоснулся с чувствами, будто в ней находился прах его заклятого врага.