Этот вопрос заставил десантника еще больше удивиться.
– Так точно.
Профессор похлопал его по плечу:
– Ах, голубчик, оставьте эту казенщину. Я хоть и ношу погоны с большими звездами, военный врач все-таки, но излишнего формализма не переношу. Не радуют, понимаете ли, батенька, чины в наше время. Теперь если в чинах, то или вор, или прощелыга. Так, по крайней мере, общество думает.
«А он ведь прав. О военных сейчас мало кто хорошо отзывается. Солдатиков жалеют, а вот офицеров не жалуют. Писаки всякую ерунду в газетах пишут. Из-за ссучившихся сволочей пятно на всю армию легло», – подумал Верещагин, вслух спросив:
– Вы откуда мою фамилию знаете?
Хирург глубоко затянулся, докурил сигарету до фильтра и, затушив ее в кадке, ответил:
– Сержант твое имя в бреду часто повторял. Вот я и запомнил. Наверное, крепко уважает тебя сержант.
Проглотив комок, застрявший в горле, капитан отозвался:
– Наверное.
– Крепкий он парень, – задумчиво произнес хирург.
Верещагин невесело вздохнул:
– Как ему теперь жить?
Его собеседник недовольно поморщился:
– Ты не спеши сержанта списывать. Другие и при руках и при ногах не живут, а только небо коптят. От рождения немощью страдают и на судьбу жалуются. Все ноют, что не в той стране родились, не так родители воспитали или слишком маленькое наследство оставили. А Васильев – молодец. Не скулит. Он свое место в жизни и без ног найдет. Только помогать ему надо. Улавливаешь мысль, капитан?
– Улавливаю, – отозвался Верещагин.
– Хуже всего, когда друзья отворачиваются.
Десантник утвердительно качнул головой:
– Согласен.
– А ты сержанта от смерти спас. Ну и мы, как можем, стараемся. Так что, капитан, мы с тобой вроде как компаньоны, – рассмеялся хирург. Он порывисто встал, пожал капитану руку и на прощание добавил: – Ладно, ты еще немного с Васильевым поговори и отчаливай. Ему волноваться вредно.