— Вы счастливец, Андреас, остаетесь с такой девушкой! — вздохнул Костас. — Ах, женщины, женщины... Только лодку не переверните. Ответь мне, друг, — хлопнул он по плечу Чена, — ты веришь в la coup de fondre?
— А как же! Большая экономия времени. Не переживай, парень, если выкрутимся, я тебе таких предоставлю! Пальчики оближешь — или другое что, — донесся голос китайца, уже скрытого тростником.
— Циник! Предлагаешь вкусить продажной любви? Впрочем, почему бы и нет... — еле слышно ответил киприот.
Голоса затихали, удаляясь, наконец, смолкли совсем. Берег охватила дремотная утренняя тишина.
Глава двадцать пятая
Шинкарев привязал обрывок фала к круглому камню, лежащему на песчаном дне. Затем раскатал над плотом защитный полог, забросал его стеблями тростника и полил водой:
— Не так жарко.
Под пологом действительно было душновато, и это уже сейчас, поутру. Что же будет на дневной жаре? После обеда должен пойти дождь — но до обеда еще дожить надо. Андрей забрался под полог, где Патриция успела навести некоторый порядок.
— На сегодня это наш дом, милый. Что будем делать?
— Лежать и не двигаться.
Они легли рядом, обняв друг друга. Плескалась вода, кричали чайки, плот покачивался в такт волнообразному шуму тростника.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Крыса, — Быстрее время пройдет.
— Я бы его, наоборот, растянул.
— Все равно. Только ты рассказывай. Расскажи мне про весну. Очень люблю весну в Париже — легкий свет, серые тени, везде продают фиалки. Там и зимы-то нет — осень, и сразу весна. А какая весна в твоем городе?
...И в Красноярске весной хорошо — тепло и сухо. Белые горы одеты кружевом голубых теней, падающих от деревьев на склонах. Светится в лужах небо, автобусы на остановках въезжают в мелкие ручьи, поднимая мутные фонтаны, пар идет от мокрых колес...
— Я была в Альпах, в марте.
— Где?
— В Монтрё.
— И как?
— Чем-то похоже. Много снега, очень много солнца. Много пива.