– А ты что думал, – примирительно проговорил капитан. Подняв с камней холщовую тряпицу, он аккуратно вытер от крови лезвие ножа и отшвырнул ветошь в сторону. – Вот такая она штука судьба, кому жизнь, а кому смерть… Что-то я задержался с тобой, – сунул Саторпин нож в голенище. – Пора идти, а то не выспался я, хреновато себя чувствую. Знаешь, какая-то ломота во всем теле, – повел он плечами. – Ты не знаешь, с чего это? Вчера на ветру холодном постоял, не простудился ли, не хотелось бы мне победу болезным встречать, – посетовал Саторпин. – Что-то вид у тебя неважный.
Зажав ладонями рану, старший лейтенант сидел на полу, прислонившись спиной к стене.
– За что?
– Не разберу, что ты там бормочешь, впрочем, это и неважно, – отмахнулся Саторпин. – Я бы не советовал тебе долго сидеть, так ведь и заболеть можно. А здоровье надо беречь, сам понимаешь, это такая штука, потерял – уже не вернешь. Ладно, что-то заболтался я с тобой, пойду!
Подняв Священное копье, Савва Саторпин осторожно осмотрел его со всех сторон, как если бы опасался поломок, и, не отыскав таковых, сунул его в мешок, крепко стянув горловину.
Вот теперь полный порядок!
Полковник Алексеев поднял телефонную трубку и громко произнес:
– Соедините меня с министром ГБ Меркуловым.
– А кто его спрашивает? – прозвучал безучастный голос.
– Скажите, что полковник Алексеев.
– Минуточку, – раздался все тот же беспристрастный голос.
Не прошло и тридцати секунд, как в трубке раздался голос Всеволода Николаевича.
– Слушаю вас, полковник.
– Копье судьбы находится у меня, – глянул он на наконечник, лежавший на письменном столе.
– Поздравляю! Вылетайте немедленно. О ваших результатах будет доложено товарищу Сталину.
– Через час у меня самолет, товарищ министр. Скоро буду в Москве.
Едва он положил трубку, как в дверь вошел адъютант.
– Пора ехать, товарищ полковник!
– Хорошо. Сейчас выхожу.
Достав небольшой кожаный чемодан, он положил в него Копье судьбы, сюда же уложил лезвия для бритья, полотенце. Вроде бы ничего не забыл, остальной багаж уже дожидался его в салоне самолета.