Морские дьяволы

Подсвечивая путь фонарем, Ворохов обогнул металлическую конструкцию и, стараясь не подниматься выше метра ото дна, поплыл вперед. Бизяев следовал за ним параллельным курсом с отставанием на полкорпуса. Интуиция, развитая за время опасных глубоководных погружений и рискованных боевых операций, вновь не подвела Ворохова. Случайно обнаруженные остатки корабля оказались далеко не единственной достопримечательностью дна Чесапикского залива. Вскоре легководолазы наткнулись на остов небольшого суденышка размером с портовый буксир. Судно лежало, накренившись на один борт и почти наполовину зарывшись в ил. Глубина, где оно затонуло, составляла всего тридцать четыре метра. Ворохов решил, что судно не представляет ценности, иначе его давно бы подняли. Небольшие размеры затонувшего судна и незначительная глубина позволяли сделать это без особых усилий. Проплыв мимо никому не нужного и, очевидно, давно забытого судна, боевые пловцы двинулись дальше. Следующий корабль они обнаружили в трех кабельтовых от первого. Это была несамоходная баржа, затонувшая скорее всего во время шторма. Ворохов сделал такой вывод, когда увидел свисающий с ее носа стальной канат. Он уходил на дно и терялся, зарывшись в ил. Отпущенный или обрубленный канат означал, что команда буксира не смогла по каким-то причинам буксировать баржу и бросила ее, после чего та и затонула.

Ворохов отметил, что при взгляде на залив с берега, особенно в лучах яркого дневного солнца, он выглядит наполненным жизнью: по проложенному фарватеру следуют грузовые и пассажирские суда, ближе к берегу рассекают волны скоростные катера и прогулочные яхты, и, наконец, у самой кромки прибоя, оседлав волну, носятся на своих серфингах любители экстремального водного спорта. Здесь же, у самого дна, да еще во мраке ночи, залив выглядел мертвым, а скелеты затонувших кораблей являлись наилучшим тому подтверждением. Даже рыбы избегали этого мертвого места. На всем своем пути боевые пловцы не встретили ни одной. Хотя по своему личному опыту знали, что рыб обычно привлекает свет подводного фонаря…

В зеленоватом окуляре акваскопа темной стеной возник борт еще одного затонувшего судна, но Ворохов, взглянув на свой компас, не поплыл к нему, а повернул налево. У пары «морских дьяволов» не было лага, но командир разведгруппы почувствовал, что они уже проплыли нужное расстояние и пора поворачивать к гавани. По мере приближения к берегу в слое темных донных отложений стали появляться островки довольно чистого морского песка, и в какой-то момент весь накопившийся на дне ил внезапно исчез. Ворохов понял, что здесь не раз чистили тралами. Сделанное им наблюдение косвенно подтверждало, что они плывут в верном направлении: регулярная очистка дна могла производиться только в бухте, где располагалась гавань военно-морской базы. Та же мысль пришла в голову и плывущему рядом с командиром Бизяеву. Он прикоснулся к руке Ворохова и, когда тот оглянулся в его сторону, показал ему кулак с двумя отогнутыми пальцами, что означало: до базы осталось два кабельтова. Ворохов отрицательно мотнул головой и показал Бизяеву в ответ четыре пальца. Но в конечном итоге выяснилось, что именно Данил оказался прав.

Несмотря на регулярное траление, на дне осталось немало мусора, выброшенного за борт и смытого с проходящих через бухту кораблей во время шторма. Луч фонаря командира разведгруппы «морских дьяволов» то и дело выхватывал из темноты увязшие в песке обрывки капроновых и стальных тросов, обрезки труб, проржавевшие и покрытые водорослями металлические канистры и даже бочки. Чтобы во время движения не пораниться о ржавые, но от этого не менее острые края металлических конструкций, морским разведчикам приходилось плыть значительно медленнее. Снижение скорости движения Ворохов считал вполне оправданным, хотя его и нервировала задержка. Но именно эта предосторожность спасла жизнь боевым пловцам.

Когда, по мнению капитан-лейтенанта, до входа в гавань оставалось еще не менее двух кабельтовых, он увидел, что луч фонаря утонул в облаке непрозрачной взвеси, покрывающей дно. Такую картину он наблюдал уже не раз, но во всех предыдущих случаях взвесь образовывали взметнувшиеся снизу частицы песка. Сейчас же Ворохов четко различал границу дна. «Вот здесь она есть, а вот уже исчезла, накрытая этим странным подводным туманом». С таким эффектом Станислав уже встречался. Так выглядят капли мазута, не растворяющиеся в воде, которые оседали на дно. В отличие от нефти, образующей пленку на поверхности воды, более тяжелый мазут опускается вниз и образует там настоящие облака «подводного тумана». Но сейчас впереди было нечто другое. Загребая руками в обратную сторону, Ворохов остановился и сделал предупреждающий знак Бизяеву. Интуиция подсказывала Станиславу, что не стоит заплывать в этот «туман». Продолжая светить фонарем на странное облако, Ворохов медленно поплыл к поверхности. Двигаясь вместе с ним, световое пятно скользило по укрывающему дно густому облаку, и вдруг в освещенном световом круге возникли ячейки стальной паутины, расходящейся во все стороны.

Станислав проглотил образовавшийся в горле комок и почувствовал, как на лбу, под маской, выступили крупные капли пота. Он все понял. Перед ним была противодиверсионная и противолодочная сеть, преграждающая вход в гавань. Но, в отличие от обычных противодиверсионных сетей, призванных остановить подводных диверсантов противника, эта была снабжена ловчей паутиной. На расстоянии нескольких метров от ячеек стальной сети располагались сотни, если не тысячи, невидимых глазу капроновых нитей. Именно это переплетение, свободно лежащее на дне, и образовало непроницаемую для света взвесь, которое вначале Ворохов ошибочно принял за «подводный туман».

Стальные ячейки вместе со свободно свисающими нитями образовывали классическую рыболовную сеть. Только в данном случае ее жертвами должны были стать аквалангисты, неосторожно подплывшие к сети. Ворохов понял, что если бы рискнул преодолеть вплавь облако взвеси возле дна, то неминуемо бы застрял среди капроновых нитей, которые тогда сотнями бы опутали его тело. Такая же участь ждала и его друга, попытайся тот прийти ему на помощь. В этом случае оба прожили бы ровно столько, на сколько хватило воздушной смеси в их дыхательных аппаратах. Правда, запутавшихся «морских дьяволов» могла обнаружить охрана военно-морской базы, но и в этом случае их участь была бы незавидной… Почувствовав прикосновение к своему локтю, Ворохов отвлекся от мрачных мыслей и взглянул на подплывшего к нему Бизяева.

СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ БИЗЯЕВ

01.41

Глядя на уготованную нам адскую ловушку, Стас настолько крепко задумался, что мне даже пришлось дотронуться до его руки. Он сразу же взглянул на меня, и я указал ему рукой на поверхность. Чего тут особо думать? Когда преодолеть препятствие нельзя, нужно искать обходной путь. Поднырнуть под сеть мы не могли, так как ее нижний край был буквально укутан ворохом свисающих ловчих нитей. Но, если нельзя поднырнуть снизу, можно перелезть сверху. Не всегда, но все же возможно.

Стасу не оставалось ничего другого, как принять мое предложение, и мы с ним поплыли наверх. Метров за десять от поверхности он выключил свой подводный фонарь, затем перестал работать ластами и, продолжая двигаться по инерции, без единого всплеска пробил головой водную гладь. Я вынырнул в метре от него и едва не ослеп от бьющего в глаза яркого света. Я собрался тут же нырнуть обратно, решив, что часовые направили на нас осветительный прожектор, но в последний момент сообразил, что меня слепит собственный акваскоп, установленный в режиме подводного зрения. Когда я запоздало переключил свой прибор, яркий свет сразу исчез, и я смог наконец оглядеться вокруг.

Мы вынырнули между двумя молами – северным и южным, защищающими от штормовых волн гавань военно-морской базы. Для судов имелся узкий проход, закрытый в данный момент противодиверсионной сетью, в которой мы едва не запутались. С первого взгляда на нее мне стало ясно, что нам не перебраться через это препятствие. Стальные нити, составляющие основу сети, были натянуты между молами и поднимались над водой на добрых три метра. Для чего нужна такая высота, было совершенно непонятно. Мне, например, неизвестно ни одного случая, чтобы разогнавшийся в воде боевой пловец сумел перелететь хотя бы полутораметровое заграждение. Барьер высотой в метр мне и самому доводилось преодолевать, правда, только на тренировках и без тяжелого снаряжения. Но трехметровый! Для этого нужно действительно научиться летать, а при всех своих навыках свободное парение «морские дьяволы» еще не освоили. Но, видно, американцы решили перестраховаться. Чтобы ни у кого не появилось соблазна перелезть через сетку, на что я даже и не надеялся, по ее верху был пущен сигнальный провод с гирляндой красных огней. Задень такую штуку – и тут же по всему берегу взвоют сирены, а мигание лампочек укажет твое местонахождение. Но, для того чтобы решиться на столь отчаянный шаг, нужно прежде добраться до стальной сетки, поднимающейся из воды. Сделать это можно было лишь мысленно, так как сетка была защищена непреодолимым шлейфом ниспадающих на дно ловчих нитей. Перед ней располагались шесть рядов поплавков, к которым и крепилась эта паутина.

Хотя мне уже все стало понятно, Стас еще продолжал пялиться на неожиданное препятствие. Я вновь дотронулся до его плеча и поманил за собой. Он не стал упрямиться, и мы дружно поплыли к ближайшему молу. Преодолев по поверхности полсотни метров, мы оказались возле северной оконечности южного мола. Увы, здесь нас тоже подстерегал облом. Поднимающаяся из воды стальная сеть вплотную примыкала к проволочному забору из сетки типа «рабица», только наверняка закаленной, которую можно перерезать лишь гидравлическими кусачками. Впрочем, и здесь янки перестраховались. Среди ячеек сетки они натянули сигнальные провода. Еще несколько их рядов, вместе с гирляндой лампочек, были пущены поверху. Высота ограждения составляла здесь два с половиной метра. Странно, но она почему-то оказалась ниже барьера морской части противодиверсионных заграждений. Впрочем, этот недостаток с лихвой компенсировался: по молу прогуливалась пара часовых с собакой на поводке. Заметив их, мы со Стасом сейчас же ушли под воду. В последний момент мне показалось, что я услышал собачий лай. Неужели лохматая бестия услышала подозрительный всплеск? Или у меня от напряжения просто расшатались нервы?

Ага! Вот и я услышал всплеск, будто в воду шлепнулось что-то тяжелое, но мы тут ни при чем… Стас ни с того ни с сего ухватил меня за нагрудный ремень акваланга и дернул за собой. Черт! Да ведь это шлепнулась в воду граната и сейчас будет взрыв! Я рванулся вслед за Стасом…

В первый момент я не понял, почему Стас не ныряет, а плывет у самой поверхности, и лишь потом догадался, что таким образом он пытается перехитрить часовых. Американские противодиверсионные ручные гранаты взрываются на заданной глубине, устанавливаемой с интервалом в десять метров. Следуя логике, часовой мог установить взрыватель на десять или двадцать метров, ведь инстинкт самосохранения заставляет боевого пловца искать спасения именно на глубине. И я сам чуть было ему не поддался…

Грохот подводного взрыва оглушил меня, а сильнейший удар в грудь едва не выбросил из воды. Хорошо, что рядом оказался Стас. Он – молодец, верно все рассчитал. Я повернулся, чтобы поблагодарить его за мое чудесное спасение, и в этот момент раздался еще один взрыв, правда, значительно слабее первого. Очевидно, вторая брошенная часовыми граната взорвалась уже на двадцатиметровой глубине.

Слегка шевельнув ластами, Стас всплыл к самой поверхности и до середины маски выставил голову над водой. Вслед за ним я проделал то же самое. Как это ни странно, на берегу не завывали сирены, лучи осветительных прожекторов не шарили по поверхности бухты, и не бежала по молу вооруженная охрана. Лишь замеченные нами двое часовых вместе с не в меру чуткой псиной неподвижно стояли на самом краю мола и светили на воду ручными фонариками. Чудаки! От них до нас было, наверное, метров сорок, а они направляли лучи на участок возле самого мола и, конечно, не могли нас увидеть. Как я понял, нас часовые не заметили, а своей собаке, видимо, не очень доверяли, поэтому не стали поднимать на базе общую тревогу, а ограничились двумя гранатами. Так, на всякий случай. Я глядел на американских часовых и вдруг вспомнил о наших солдатах, забитых до предела дубовыми должностными инструкциями. У нас часовые боятся израсходовать обычный патрон, чтобы потом не отписываться за необоснованное применение оружия и перерасход боеприпасов. А американцы шарахнули два спецзаряда, и никаких проблем. Еще, наверное, благодарность от начальства получат за проявление бдительности.

Однако за рассуждениями не стоило забывать о деле, ради которого мы приплыли к военной базе. Тем более что в гавань мы так и не проникли. Заметив, что Стас снова ушел под воду, я погрузился следом за ним. Опустившись на пятнадцать метров, Стас задержался напротив противодиверсионной сети, перегораживающей вход в гавань, и опять направил на нее свой фонарь. В его свете были отлично видны накрепко связанные металлической проволокой стальные тросы, но вот занавес расположенных перед ними капроновых нитей я, как ни старался, так и не сумел разглядеть. Стас показал мне свою правую руку и дважды сложил средний и указательный пальцы, наподобие концов соединяющихся ножниц – сигнал о том, что паутину нужно перерезать. Чертовски опасный план! Но иначе в гавань не попасть, а сделать это необходимо…

Так, Стас уже стянул перчатки и собирается достать нож! Он что, вообразил, что я позволю ему самому лезть в паутину? Нет, Стас, извини. В этой операции твоя задача – снять АЗУ с корпуса «Атланта», а моя – обеспечить твою безопасность. А раз так, то, значит, и оборудование проходов в инженерных заграждениях противника – тоже моя обязанность. Я решительно оттолкнул Стаса от занавеса ловчих нитей и, чтобы он не противился, сунул ему в руки свои снятые водолазные перчатки. Сквозь плотную ткань гидрокомбинезона невозможно ощутить прикосновение невесомых нитей. Ты почувствуешь их на себе, только когда запутаешься окончательно, но тогда тебе уже ничто не поможет.

Зажав нож в согнутой правой руке, я вытянул вперед левую руку и, слегка подгребая ластами, на полметра приблизился к стальной сети. Ощущение такое, словно ты перебираешь пальцами распущенные по воде волосы какой-нибудь невидимой русалки. Нет! Ужасной и отвратительной колдуньи! Я сгреб попавшие в ладонь нити в охапку, подтянул их к себе и резанул своим ножом, после чего сейчас же выпустил «волосы» из руки. В ладони ничего не осталось. Значит, можно приниматься за следующий пучок. Я снова запустил руку в хитросплетение адской паутины, собрал в пригоршню десяток новых нитей и опять перерезал. Дальше больше! Снова и снова я погружал руку в клубки невидимых волокон и кромсал их своим ножом, следя за тем, чтобы не сдвинуться с одного участка стальной ловушки на постоянном уровне глубины. Проход в ловчей сети должен был быть строго перпендикулярным, иначе я мог легко запутаться в концах уже перерезанных нитей.

Я потянул на себя очередной пучок паутины и внезапно почувствовал, как большой палец на левой руке пронзила резкая боль. Нить все же запутала меня, не давая возможности освободиться. Так, главное – не паниковать. Я стал тянуть к себе руку, пока боль в пальце не стала нестерпимой, а затем, словно бритвой, провел по пальцу лезвием ножа. Поскольку боль сразу отпустила, я понял, что добился своей цели. Теперь следовало проверить, не обвились ли вокруг моего тела и другие нити. Ладонью левой руки я легко прошелся по локтю правой руки от плеча до кисти, и не менее шести раз наткнулся на обвившие ее паутинки. Вот это да! Еще бы немного, и правая рука застряла в сети, как в капкане. Перехватив быстрее рукоятку ножа левой ладонью, срезал все нити, опутавшие мою правую руку. Затем таким же образом освободил и левую. Полностью ликвидировав путы сопротивляющейся паутины, я продолжил свою работу: захватывал тончайшие, но чрезвычайно прочные капроновые нити, тянул их на себя и резал, резал, резал…