Андрей Егорович сосредоточенно играл в шахматы с хмурым человеком неопределенного возраста, в котором Евгений не сразу узнал своего недавнего посетителя Батурина. На сей раз он был выбрит, ботинки его сияли, а вместо сивухи от него разило одеколоном «В полет».
— Здоров, Андрей Егорыч, — поприветствовал вахтера Евгений. — Мне тут ничего не оставляли?
Егорыч отвлекся от шахматной доски, зазвенел ключами.
— Много чего, — ответив на приветствие, он направился к железному ящику с висячим замком, заменявшему сейф.
— Здрасьте, — Батурин показал прокуренные зубы. — А я, Викторович, к тебе, значит.
— Здравствуйте, Джек Иваныч, — беседовать с ним, тем более в неурочный час, Евгению не хотелось. — Давайте-ка мы с вами перенесем наш разговор на рабочее время?
— Не, не, не, — замахал руками Джек, — на рабочее — никак нельзя!
— Прими ты его, Жень, — Егорыч достал конверт из ящика. — Ходит и ходит, понимаешь…
— Во!.. — подставил бок Батурин: из кармана драпового пальто торчала белая головка.
Не хватало еще, чтобы этот алкаш повадился ходить сюда распивать водку!
— Вы что это? — насупился юрисконсульт.
— Не обижайся, Викторович. Я к тебе со всей душой. Не осудили… братана-то. И попечительство назначили. Седни заседание было в суде, а в пятницу прокурор районный ходатайство самолично написал. Все, как ты сказал, значится. Я вот, в благодарность за детишек, пришел…
— Не стоит, Джек Иваныч. Ни к чему. — Евгений вскрыл конверт. В нем лежал сертификат, выданный Кинологическим советом; и регистрационное удостоверение на собаку по кличке Шериф с отметкой о прививках.
— Слышь, Викторович… тут, значится, дело такое. Завязать я решил. Ей-ей! Последнюю купил. Распиваем — и все! И точка! И ни в зуб ногой! При свидетеле говорю. Понимаешь ты, вот так, с бухты-барахты, не выйдет. Торжественно надоть. А к мужикам идти не хочу. Там одним пузырем не обойдемся, не поймут. Ей-ей!.. А ты человек положительный, сурьезный. При тебе с этим делом закончу — навсегда пить не буду. А?..
Евгению стало вдруг безумно жаль этого человека. Он подумал, что у него, прожившего целую жизнь, никого, кроме собутыльников, в ней не оказалось, раз он смотрит на совсем постороннего юрисконсульта соседской конторы, с которым и общался-то всего-ничего, как на своего избавителя.
— Уважь человека, махни рюмочку-другую, — просительно проговорил Андрей Егорыч, настраивая телевизор. — Молодой ишшо, что тебе сделается?
Сам вахтер категорически не пил даже шампанского на Восьмое марта со своими ровесницами — «девушками» из ЖЭКа: опасался обострения язвы, которая его чуть не загнала в гроб в начале весны.
— Да ладно, ладно. Мне только машину отогнать нужно.
— Дык я подожду, Викторович! Далече? — оживился Батурин.
— Рядом тут, с полкилометра.