Вообще, понятие освещенности в этих ледниках было весьма своеобразным. По мере продвижения вглубь попадались пещерки более светлые, чем на входе, а узкие изогнутые коридоры вместо кромешной тьмы неожиданно радовали если не дневным светом, то вполне различимым белесым полумраком. Наверно, дело было в различных сочетаниях каменной породы и льда, который позволял солнечному свету извне проникать на значительные расстояния. Хотя сам лед оказался вовсе не таким кристально прозрачным, как изначально представлялось Талееву. Он был скорее грязно-серым и мало чем отличался на вид от скал. К тому же такой расплывчатый фон создавал дополнительные неудобства при оценке реальных расстояний: перспектива как бы затушевывалась, характерные особенности рельефа – уступы, впадины, наслоения – визуально сглаживались или становились и вовсе неразличимыми.
«Черт! Как в аквариуме с молоком, – мысленно выругался Гера, когда, попытавшись подняться с колен, ощутимо боднул один из выступов. – А с рогами было бы безопаснее!» Зато теперь он уже четко разглядел на боковой стене следы распилов. Работали здесь явно не торопясь, отваливая пласт за пластом не слишком большими объемами, методично проникая в глубь массива и продвигаясь справа налево к виднеющейся невдалеке очередной расщелине. Журналист выпрямился в полный рост и задумчиво оглядел весь «фронт работ».
«Тут, конечно, можно – и нужно! – обползать каждый сантиметр, но вряд ли удастся найти что-нибудь… материальное. «Инопланетяне» наверняка и подмели здесь не раз, и пропылесосили. А вот кое от чего и они никак не смогли избавиться».
Талеев вытащил из кармана небольшую плоскую коробочку с цифровой шкалой под стеклом и двумя рядами кнопок и переключателей. Этот переносной прибор радиационного контроля он отыскал в одном из исследовательских центров в подмосковной Дубне. Причем ребята из лаборатории категорически настояли, чтобы он взял именно эту модель, а не более новую, продвинутую, с жидкокристаллическим дисплеем и сенсорным управлением, когда Талеев в общих чертах рассказал, зачем ему может понадобиться этот прибор. Именно такой индикатор минимальным подрагиванием сверхчувствительной стрелки позволит уловить такой уровень радиации, когда его более навороченный коллега лишь будет «размышлять» о выдаче первых цифр. Причем на разных диапазонах возможен замер различных параметров излучения – альфа, бета и гамма. А специалистам надо верить!
Теперь Гера аккуратно ощупывал прибором места срезов, пол и вообще куда рука дотягивалась, установив переключатель на минимальное значение. Если тут когда-то находились пластинки из радиоактивного изотопа золота или все равно какого материала, в окружающих материальных предметах в любом случае образуется так называемая наведенная активность, о наличии которой и будет сигнализировать прибор радиационного контроля.
Долго ковыряться не пришлось. В ближайшей нише стрелка задергалась и устойчиво замерла где-то посередине шкалы. Что и требовалось доказать! Хотя такое подтверждение особой радости у Талеева не вызвало. «Лучше бы здесь копи царя Соломона отыскались!» Однако додумать эту мысль ему помешал странный звук, сначала похожий на отдаленный шум откуда-то из глубины массива, а потом перешедший в низкое утробное ворчание из-за каменного выступа в дальней затемненной части пещеры.
Журналист инстинктивно отпрянул. На уровне подсознания странный звук ассоциировался с глухим недовольством раздраженного зверя. Конечно же, медведя! Где-то внизу живота мгновенно всколыхнулся первобытный ужас. Талеев замер. Звук тоже притих, но уже через секунду возобновился с новой силой и на более высоких нотах. Раздражение явно нарастало. Теперь к нему добавилось то ли фырканье, то ли хрюканье и чуть слышный, но нестерпимо противный скрежет когтей по ледяной поверхности. Животный страх заставил Геру отпрыгнуть к тому месту, где он вошел в грот, и юркнуть в расщелину. Дальше вперед ноги рванули сами. Не обращая внимания на рвущуюся об острые выступы одежду и на царапины, Талеев проскочил через коридор, пересек по диагонали другой грот и уже опускался на четвереньки, чтобы, миновав нависающую плиту, рвануть дальше к выходу, как замер, остолбенев: звериный рык, преследовавший его сзади, теперь послышался как раз оттуда, куда он летел сломя голову!
Значит, был другой проход, позволивший зверю отрезать пути отступления своей жертве. Шансов у человека в таких условиях не было вовсе. Гера мгновенно оглянулся и заметил сбоку от себя еще один небольшой лаз. Не раздумывая, он устремился в него. В эту сторону бежалось легче: «пол» под ногами оказался наклоненным как раз в направлении движения.
Вот позади остались еще два грота и несколько труднопроходимых в обычных условиях переходов. Помещение, в котором оказался журналист, было чуть просторнее, но темнее предыдущих. Он замер, прислушиваясь. Тишина. Поводил головой из стороны в сторону и скорее почувствовал, чем увидел, какое-то движение у себя за спиной. Резко обернувшись, Гера уловил лишь легкое колыхание плотного воздуха. Ему даже показалось, что у боковой стены, метрах в двух от него, неожиданно сгустился невесть откуда появившийся прозрачный туман и тут же рассеялся, сместившись вправо и оставляя за собой нечетко различимые контуры ледяной стены. «Чертовщина какая-то!» – подумал Талеев и сделал шаг в сторону таинственного явления. При этом он энергично потер лицо ладонью правой руки, прищурил глаза и слегка наклонился, вытянув вперед голову стараясь что-нибудь рассмотреть в обманчивом полумраке.
Что-то с тяжелым свистом пронеслось над его головой. Тренированное тело тут же упруго сжалось, а в следующее мгновение Гера уже рванулся вперед, одновременно разворачиваясь и выдвигая вверх левое предплечье в качестве защиты. В голове даже успела промелькнуть мысль: «А Борода мне ни о каких летучих мышах не говорил!», прежде чем невидимое что-то сильно ударило по вздернутой руке. Из разжавшихся пальцев выпал фонарь и откатился в сторону. Странно, но именно в этот момент журналист почувствовал себя абсолютно спокойно и предельно собранно. Противник был еще не видим, но уже вполне ощутим. Разворот тела закончился, лопатки Талеева плотно впечатались в ребристую поверхность стены, а правая нога уже начала свое круговое ударно-маховое движение. Ей на смену пришла левая нога, и так за два оборота Гера пересек пещеру уже в обратном направлении. Перед его глазами по-прежнему был лишь грязный сумрак.
Луч света упавшего фонаря упирался в дальнюю темную расщелину. Внезапно Талеев увидел, как этот луч прервался, заслоненный на секунду какой-то колышущейся субстанцией. «Да это ж материя, тряпка! Маскхалат!» Не раздумывая, он стремительно прыгнул в этом направлении с вытянутой вперед правой рукой, готовой поразить таинственного противника. Весьма приблизительная точность броска с лихвой компенсировалась девяностокилограммовой массой стремительно летящего тела. Герины пальцы крепко ухватили грубую ткань, а его голова с силой врезалась во что-то мягкое и податливое. Клубок тел откатился к стене. Около самого уха журналиста что-то утробно екнуло, а под низкие своды пещеры вырвался протяжный полухрип-полусвист, как из ржавой трубы допотопного паровозика-кукушки на опасном переезде. «Весь в свисток вышел!»
Теперь Талеев ясно видел перед собой серо-белый балахон с темными разводами, идеально вписывающийся в интерьер окружающих стен, и даже тут, на «полу», делающий практически невидимым своего обладателя, и такой же головной шлем с двумя прорезями, из которых сейчас, казалось, чуть не на «пол» выкатывались крупные глазные яблоки. «Эй-эй, родной, да ты же вот-вот заорешь, как иерихонская труба! А нам такой шум вовсе ни к чему». Он не стал разыскивать под капюшоном рот, а просто тыльной стороной все той же правой руки нанес резкий и короткий удар-тычок как раз между прорезей. Голова противника стремительно качнулась назад, пришла в естественное соприкосновение с низким каменным уступом и безвольно откинулась обратно. Белые «яблоки» в прорезях исчезли, а расслабленное тело под балахоном тряпичной куклой распласталось у колен журналиста. «Вот тебе и «межпланетный ку-клукс-клан»!»
«А куда зверюга-то подевался?» Вот уже несколько минут, в течение всей схватки, Гера не слышал ни одного звериного рыка. И тут же, как по заказу, раздался ужасающий рев. На этот раз он, казалось, гремел со всех сторон. Журналист затравленно огляделся. Так и есть: в «его» небольшую пещеру вели минимум четыре явно различимые расщелины. А сколько их еще оставалось в тени? Дожидаться медведя в таких условиях было просто безумием – не спасет никакая молниеносная реакция, когда громадный разъяренный зверь выскочит на середину помещения с абсолютно непредсказуемой стороны. А что, ринуться очертя голову в один из узких коридорчиков – это верх здравомыслия?! Пока между сосулек задницу протискиваешь, он тебе башку напрочь отъест! И все-таки стоять и тупо ждать конца было еще страшнее.
На всякий случай Талеев вытащил из кармана свою переносную рацию и щелкнул клавишей вызова. Чуда не случилось – громкий треск помех не оставлял надежд ни на какие контакты. Журналист в сердцах отшвырнул ненужный аппарат в сторону. А может, этот мохнорылый «хозяин Острова» и «гроза ледяных катакомб» удовлетворится полуживой плотью? Гера ухватил за балахон тело «куклуксклановца». Из складок живописной хламиды выпал какой-то небольшой, но увесистый предмет. Свободной рукой Талеев поднял его и скривился: это был самый обычный «макаров», штатный пистолет еще Советской, а теперь Российской армии. Во всех спецподразделениях его, мягко говоря, недолюбливали, и спросом на черном рынке вооружений он не пользовался – в отличие, например, от автомата Калашникова. Пистолет стоял на боевом взводе. Гера небрежно сунул его в неглубокий наружный карман своей куртки. «А вы, господа инопланетяне, никак, из общей с нами кормушки питаетесь.
Бесчувственное тело «соратника по оружию» он волоком затащил в один из проходов и громко проорал в темную ледяную галерею витиеватую фразу, в которой успешно соседствовали «козел», «бегемот» и даже «мать» всей арктической живности. Потом пару секунд вслушивался в переливчатые звериные рулады, безуспешно пытаясь определить, сумел ли он заинтересовать или хотя бы удивить зверя. Не дождавшись никакой реакции, Талеев махнул рукой, процедил сквозь зубы что-то вроде: «Ну, тебе еще и переводчика с норвежского подавай!» – и быстрым шагом направился в противоположный конец пещеры к узкому, но высокому коридорчику.
В этот момент от левого, наиболее затемненного угла пещеры, который при поверхностном осмотре Гера определил как тупиковый, отделились две человеческие фигуры и устремились к центру помещения, на перехват журналиста. На них не было маскирующих балахонов, а лишь удобные плотные черные комбинезоны. На ногах – специальные ботинки, напоминающие альпинистскую обувь для восхождения на заснеженные вершины. Но главное, у каждого в руках – по миниатюрному пистолету-пулемету израильского производства. Пожалуй, лучшее оружие в мире для ближнего боя в условиях ограниченного пространства, когда исход сражения зависел не от точности наводки, а от скорострельности и безотказности. Однако пока оружие молчало.
Эти наблюдения вихрем пронеслись в голове Талеева, как только боковым зрением он засек эту новую опасность. Да и чего зря бабахать, когда жертве просто некуда деваться?! А тут еще резко увеличился наклон «пола», и журналист неожиданно поскользнулся на ледяной корке. Падая, он выставил правое колено и, несмотря на болезненный удар о лед, сумел не только не растянуться плашмя, но и оказался в весьма выгодном положении по отношению к преследователям: в полуприсяде, опираясь на одно колено, что существенно сокращало возможную площадь поражения. Это оценили и нападающие, потому что ствол оружия одного из них начал опускаться вниз – до этого был нацелен ему в грудь, а палец на спусковом крючке напрягся для сжатия. «Будь на моем месте Толик, оба эти клоуна уже получили бы по фирменной дырке между глаз! Но как говорил наш друг Редин: «И на старуху бывает непруха!» Гера выстрелил от бедра, не вытаскивая пистолет из кармана куртки.
Конечно, фирменной дырочки не получилось, потому что пуля угодила автоматчику снизу куда-то в район подбородка или носа. Зато, учитывая угол стрельбы снизу вверх и мощь выходного усилия пули от «макарова», затылок того взорвался, как сырое яйцо на асфальте. Кровавые ошметки брызнули во все стороны, заставив второго преследователя на миг отшатнуться и заслониться ладонью. Такая оплошность в других условиях могла бы стоить ему жизни, но, отступив на полшага, он вышел из зоны поражения неподвижного Талеева и получил возможность, пусть с секундной задержкой, обрушить ураган пуль на свою удачливую жертву. Эта секундная задержка позволила журналисту первому сделать единственный спасительный ход: как был, с низкого старта, он ринулся под уклон пещеры в темноту еле различимого выступа, подальше от разъяренного стрелка. Град пуль лишь взрыхлил каменисто-ледяной грунт на насиженном месте. Впрочем, дальше вариантов побега не просматривалось. Выход в дальнем углу надежно перекрыл вооруженный противник, а тот, который остался за спиной, Гера только что собственными руками завалил бесчувственным телом первого «куклуксклановца». Но по мере приближения к стене Талеев заметил под нависающим выступом узкую горизонтальную щель. К тому же наклон пола увеличился градусов до 30, так что ноги журналиста, скользя подошвами по льду, сами непроизвольно въехали под выступ, а за ними – и все его тело.
Темнота вокруг мгновенно стала кромешной, и Талеев допустил непростительную ошибку: продолжая поступательное движение вперед в позе бобслеиста, из-под которого на середине трассы вытащили боб, он приподнял голову, чтобы осмотреться и как-то сориентироваться. Оказалось, что сталактиты (или сталагмиты?) растут и в таких дырах! А вполне приличная скорость скользящего под уклон журналистского тела обеспечила о-ч-ень плотный контакт его отнюдь не чугунного лба с этим изгоем сталактитового рода. От удара голова резко откинулась назад, и теперь каменную прочность ледяной трассы проверил его затылок. Прочность оказалась неплохой, хотя не сплоховала и голова. А может, удачно самортизировала теплая шапочка, спасая жизнь своему владельцу. Во всяком случае, череп не раскололся тут же «вдребезги напополам», но количества искр, посыпавшихся из глаз москвича, вполне хватило бы на праздничный фейерверк федерального масштаба. Вот только сам Талеев ничего этого уже не увидел. И даже не почувствовал. В его мозгу полыхнула лишь одна яркая вспышка, после которой все погрузилось во мрак.
Иногда бывает, что человек просыпается от чьего-то пристального взгляда. Сейчас на Талеева в упор смотрели аж три пары напряженно-заинтересованных глаз. Блестящие, черные, широко распахнутые, в окаймлении длинных пушистых ресниц, безусловно, принадлежали Гюльчатай, а вот двое других…