– Я сам нарвался на неприятности: не убежал сломя голову от «страшилок». Точнее, побежал не туда, куда надо. Наверняка где-то и видеокамеры есть, и первый дозорный вызывал подкрепление по рации: свои-то частоты они не глушили. Значит, пост где-то рядом.
– Ты, шеф, серьезно их вспугнул. Теперь они максимально тщательно подчистили место разработок и залегли на дно.
И снова журналист несогласно покачал головой:
– Нет, друзья мои. Я ведь успел замерить радиационное излучение. Это как раз то, что никакими «уборками» невозможно нейтрализовать годами. Кстати, может, как раз мои замеры и подтолкнули их к решительным действиям… – Талеев вспомнил, что первые «медвежьи рыки» он услышал именно во время своей работы с переносным дозиметром. – Значит, где-то были спрятаны видеокамеры. Так вот, я для них теперь – объект, представляющий угрозу. Мы не можем с полной уверенностью сказать, покинули они Остров со своей добычей, оставив только временных наблюдателей, или все еще находятся здесь – но в любом случае их «муравейник» мы всерьез потревожили. Теперь следует ожидать реакции.
– Точно! Не удалось в пещерах, так ведь может прямо в палате случиться какой-нибудь посттравматический шок, сердечко неадекватно отреагирует на выход из заморозки, мало ли что…
– Организуем здесь круглосуточную охрану.
– Все высказались? Тогда покончим с демократией. Разыщите мою одежду, и покинем наших гостеприимных хозяев по-английски, не прощаясь. А ты, Галчонок, пока мальчики гардеробом занимаются, расскажи о своем походе в офис экспедиции. С кем общалась лично, фамилии, должности. Здесь, на Острове, все события тесно взаимосвязаны.
– Ну, с этим просто, командир. В офисе экспедиции находилось человек шесть-семь. Меня представили фактическому директору, который здесь, на Шпицбергене, обладает всей полнотой власти. Уточняю это, потому что существует номинальный пост Председателя координационного совета экспедиции, который занимает, – девушка заглянула в маленький блокнот, – Ковин Михаил Борисович, профессор, проректор, просто большой ученый. Работает в Москве, на Шпицбергене никогда не был; как я подозреваю, даже не интересуется его существованием.
В это время дверь в палату открылась, и дежурная процедурная медсестра аккуратно вкатила штатив на колесиках с новой капельницей:
– Вениамин Николаевич распорядился! – Это было произнесено голосом придворного глашатая, устно доводящего волю самодержца до каждого подданного. – Безотлагательно!
Не сумев сдержаться, Гюльчатай, неловко отвернувшись, прыснула в кулак. Зато Талеев, проникнувшись торжественностью момента, совершенно серьезно провозгласил:
– Всенепременно! – И с готовностью выпростал из-под одеяла свободную руку.
Пока сестра меняла капельницу, девушка поинтересовалась:
– Ваш доктор всегда такой строгий и непререкаемый, да?
– Ну что вы! Вениамин Николаевич чудеснейший человек! И добрейшая душа. Вот, например, сейчас, уходя, распорядился, чтобы лично вам, девушка, разрешили находиться у постели больного неограниченное время. Хоть и нарушение установленного порядка, а сколько человеческой заботы и сострадания!
– Огромное ему спасибо! – Галя церемонно поклонилась, а когда за сестрой закрылась дверь палаты, продолжила: – Так вот, местный босс Семен Вирский. Весьма импозантный мужчина лет 42–45, галантен с дамами: за мою с ним двухминутную аудиенцию трижды облобызал мне ручку, ни словом не обмолвился о задачах и успехах экспедиции. Сосредоточился главным образом на витиеватых комплиментах моей внешности и предложениях продолжить приятное знакомство в более подходящей обстановке. Кстати, обстановка эта действительно не располагала ни к каким откровениям и даже просто к сосредоточенной беседе: помещение было не личным кабинетом, а напоминало какую-то прорабскую, где за несколькими отдельными столами работали руководители, так сказать, среднего звена. Это деловой, мозговой и командный центр офиса, туда приходят сотрудники «с периферии», приносят бумаги, докладывают устно – короче, решают текущие вопросы. Вот там-то я и пристроила пару «жучков». А потом еще долго пила чай в кабинете начальника отдела кадров, точнее, начальницы и по совместительству главбуха. Записывала, запоминала, просматривала личные дела. С этой информацией еще предстоит разбираться…
Тут входная дверь на мгновение приоткрылась, и в палату совершенно бесшумно проскользнули Вадим и Толик, причем первый умудрился протащить большую спортивную сумку.
– Эта четырехглазая Церберша на входе, – Вадик намекал на большие и сильные очки медсестры, – так и зыркает по сторонам! Вот, шеф, твой гардеробчик. Только с побегом лучше немного подождать, пока она отвлечется на какие-нибудь свои эскулапские дела, а то ведь начнет голосить раньше времени, как пароходная сирена.
Журналист согласно кивнул, сладко потянулся и зевнул:
– Под вашей опекой я так расслабился, что не прочь и вздремнуть пару часиков.