– Один умный джентльмен говорил: «Когда жизнь висит на волоске, о чистоте обуви думать вредно». Мы довольны, что он остался жив.
Мой бывший напарник благодарно пожимает женскую руку и обращает взгляд ко мне:
– Женя, подавай в отставку и приходи к нам в команду.
– Разве ты испытываешь дефицит кадров? Вон у тебя сколько народу!
– Ты классный чувак и отличный профессионал. Такие люди всегда нужны.
– Начальство не отпустит, – киваю на Горчакова. – И потом, понимаешь… нельзя мне сейчас в отставку.
– Почему?
– У нас и армии-то почти не осталось – одна полиция со спецслужбами. Если еще и старая гвардия свалит – хана державе… Ладно, не будем вам мешать. А ты выздоравливай!
Наверное, от похвалы великого афериста мои глаза светились непорочностью. Потому что, пристально поглядев на меня, генерал язвительно спросил:
– Слышь, Черенков, ты случаем на Таганке не подрабатываешь?
– Нет, а что?
– Просто от такого образа невинности сам Станиславский умом бы тронулся. Как ты это делаешь?..
Любит мой шеф поворчать. Даже когда все получается. Однако сколько бы он ни ворчал, а благодушия и отменного настроения ему не скрыть. Встретив нас у борта эсминца, он выслушал мой лаконичный доклад о путешествии в бездну и злоключениях при всплытии. Затем осторожно принял мокрую флеш-карту и, нахмурившись, поинтересовался:
– Не испортилась?
– Не знаю. Надо бы просушить…
Для пущей надежности генерал вызвал специалиста – офицера-электронщика, а через полчаса любовался неплохим качеством видеозаписи.
– Молодцом, Евгений, – обмолвился он, потирая руки. – Иногда на тебя можно положиться.
И принялся рассказывать о том, что происходило на поверхности, пока мы парились в корабельном карцере…
Когда внезапно пропала связь с обитаемым аппаратом, команда буксира не бросилась бить тревогу – подобные сбои иногда случались. Заволновались лишь после того, как аппарат не показался на поверхности в расчетное время.
– Что у вас происходит? – грозно поинтересовался Горчаков.