— Чего ты не понял?! Вчера, как обычно зарулил в клуб, снял пидора и сюда. До сих пор отходит.
— Ты, что — серьезно?! — Сменщик смотрел на него, как на идиота. — Вот, что значит, человек в системе не служил. Набрали шкафов тупоголовых.
— Э, полегче!
— Да ладно — проехали. Он в спальне?
Костя утвердительно кивнул. Сменщик приблизился, послушал тишину за дверью и громко постучал. Ответа не было. Приоткрыв дверь, охранник просунул голову.
— Альберт Борисович!
В спальне стояла тишина.
— Альберт Борисович, вы спите?!
На голос никто не отозвался. Настороженно выждав, сменщик кивнул Косте: «Пошли». Они подошли к кровати — тело под одеялом не шевелилось. Босс, почти весь, был укрыт белым саваном. Лишь бледная кисть немного выглядывала из-под него. Сменщик осторожно дотронулся до пальцев и, как ошпаренный, тут же отдернул.
— Твою мать! Он, кажись, того…
Взяв край одеяла, он медленно приподнял. Кроваво-красные разводы и кусочки плоти. Костя странно рыкнул, схватился за рот и быстро побежал в туалет. Звук рвотных спазм усиливал унитаз.
— Придурок! Долбоеб! — Сменщик орал на весь номер. — Ментов вызывай! Блевать потом будешь.
С утра Макс долго бродил по Москве. Гулял по набережной, вбирал полной грудью утреннюю свежесть и старался выветрить из памяти воспоминания ночи. Но мысли жили своей жизнью. Душевная тяжесть давила, не отпускала от себя ни на миг. Решение — идти в храм, пришло спонтанно. Макс даже спросил себя — зачем?! Ответа не было. Но идти туда он побаивался. То ли коленки дрожали, то ли ощущение собственной ничтожности не позволяло. В мыслях и то — не решался переступить порог божьего дома. И все же пошел. Переломив себя, заставил сделать первый шаг. На ногах будто по пудовой гире повисло. Они тянули, не давали оторвать ступни от земли, но он шел. Остановившись у кованной ограды, поднял голову и трижды перекрестился. Удивительно, но стало легче. Будто гири отпали. Или сомнения?! Макс опустил руку и ступил дальше.
После заутренней в храме было свободно. Женщина в церковной лавке да пара старушек, бережно протиравшие образа. Святые на них источали неземную серьезность, настраивали на внутренне преображение. Макс еще раз осенил себя крестом и подошел к лавке. «Мне одну свечу», — он протянул деньги.
К давешним образам идти было боязно. Оглядевшись, он увидел Спасителя. С большой иконы Христос смотрел кротким отеческим взглядом. Макс подошел ближе, зажег свечу и поставил ее в светильник. «Упокой Господи, душу раба твоего Альберта». Он перекрестился и посмотрел на светлый лик. Христос не винил, не упрекал. Подняв руку для благословения, просто смотрел. Макс не выдержал, отвел взгляд.
В храме он не задержался. Перекрестившись на выходе, отворил дверь и вышел на улицу. Свежий воздух плеснул в лицо прохладу. Он уже подходил к ограде, как услышал сзади голос.
— Дядь! — Кто-то тронул его за рукав. Макс повернулся. Чумазый пацан, сложив пальцы лодочкой, смотрел на него жалобным взглядом. — Дядь, дай денежку.
— Жрать что-ли хочешь?
Оборвыш отрицательно помотал головой.
— Зачем тогда просишь?