Ментовские оборотни

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я от издательства «Русская старина».

И эти слова оказались как пароль. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Я увидел худого старика с гривой седых волос на голове и с глазами когда-то голубыми, наверное, а ныне потускневшими почти до серости.

– Здравствуйте, – снова сказал я и улыбнулся звездной улыбкой баловня судьбы. – Вы наверняка меня знаете…

– Думаю, что да, – пробормотал старик.

– Но я совсем не по этому поводу, – поспешил я его успокоить. – Я хотел поговорить о вашей книге, которую вы написали. Та, что об истории дворянских родов России.

– Да-да, разумеется. Вы проходите, пожалуйста. Ваше имя, извините…

– Евгений, – напомнил я. – Женя.

– А по отчеству?

– Можно без отчества.

– Без отчества никак нельзя, – уверенно сказал мой собеседник, и чувствовалась в его словах неколебимая убежденность.

– Иванович я.

– Прошу вас, Евгений Иванович, – пригласил хозяин и повел меня в комнаты, больше похожие не на жилые, а на те, что можно видеть в мемориальных квартирах, превращенных в музеи стараниями подвижников.

Потому что никаких современных элементов интерьера и быта тут не было, а были лишь вещи, столь же древние, как сам старик. Бронза светильников позеленела от времени. Взятые в рамочки фотографии на стенах пожелтели. Матерчатый абажур лампы с бахромой, висящей над столом, я прежде видел только в старых фильмах. Кожаные переплеты книг на полках отсвечивали тусклым золотом тисненых надписей. Никакой кичливости новоделов. Неброское достоинство настоящих раритетов, передаваемых по наследству от одного поколения другому.

Я вдруг подумал о том, что и сам Арсений Арсеньевич может быть потомственным дворянином. Если снять с него эту застиранную рубашку да облачить его в парадный мундир – вылитый князь или граф. Князь Дворжецкий. Звучит? Звучит.

Он предложил мне сесть и молча смотрел на меня, вежливо ожидая пояснения причин моего визита.

– В вашей книге меня заинтересовал раздел, посвященный роду Воронцовых, – сказал я.

Арсений Арсеньевич благосклонно кивнул.

– В частности, то, что касается Натальи Александровны Воронцовой, – продолжал я, ободренный.

Будто что-то изменилось в лице Дворжецкого, что-то неуловимое в его глазах промелькнуло, но я поначалу не придал этому значения.

– Наталья Александровна? – переспросил Дворжецкий.