Санитар

Опустил руку с сигаретой, всмотрелся в Пашино лицо, спросил обеспокоенно:

– Что-то случилось?

Он громко спросил, и Паша вздрогнул. Вскинул голову, посмотрел на Дегтярева так, будто только что в чувство пришел.

– Что-то случилось? – повторил вопрос Дегтярев.

– Ничего не случилось. Нормально все.

Паша лгал. То, что случилось, было ужасно. Ектенбаев, эта сволочь Ектенбаев, его, Пашу, видел и остался после этого в живых. И уже дал показания следователю. Вычислить Пашу – лишь вопрос времени. Отложил газету в сторону, взглянул на Дегтярева. Тот смотрел по-прежнему с тревогой.

– Ты завязывай с такими разговорами, – сказал Паша негромко. – Нервируют они меня чрезвычайно. Вот и сердце что-то прихватило.

То, что говорил, выглядело убедительно.

– Может, таблеток? – предложил Дегтярев. – Что пьют-то в таких случаях. Или лучше не таблеток – водочки. А?

– Водочки мы еще попьем, – смог улыбнуться Паша.

Чувствовал, что надо улыбнуться обязательно.

– На твоем дне рождения.

Дегтярев кивнул, соглашаясь, затянулся сигаретой.

Черта с два Паша к нему на день рождения пойдет. Уехать надо. Сегодня же, без задержек. Оставить этот город, отступить на время. Пусть ищут. Не найдут. А он выждет и вернется. И еще покажет себя. Отложил газету в сторону.

Что происходит-то? Борьба. Он – против них. Они сильны, этого не отнять. Но уехать насовсем – значит сдаться. Подчиниться их силе, признать свое поражение. Нет, он вернется непременно, и о нем еще заговорят.

Думал об этом весь вечер. И когда домой с работы возвращался – тоже думал.

Троллейбус, в котором Паша ехал, на светофоре остановился. Через дорогу, чуть впереди, виднелся за деревьями белый корпус центральной "неотложки". Это сюда, наверное, Ектенбаева раненого привезли поначалу. А потом? Увезли? Или здесь оставили? Но в любом случае он где-то в больнице, не домой же его отпустили с тремя ножевыми ранениями. Значит, можно вычислить. Он под охраной, конечно. Но как до него добраться – это уже другой вопрос. А сначала – вычислить.

Паша так разволновался, что едва дождался своей остановки. Выскочил из троллейбуса, пошел по тротуару, едва не срываясь на бег. Он уедет сегодня – если у него сейчас не получится ничего. Но прежде надо все-таки попробовать. Если он их перехитрит и до Ектенбаева доберется – ему никто тогда не угрожает. Ектенбаев дал его словесный портрет, но это чепуха все, несерьезно. Под этот портрет подойдут тысячи людей. Значит, только на опознании Пашу смогут уличить, когда его поставят перед Ектенбаевым и спросят: "Этот вас ножом ударил?" А тот скажет: "Да!"

И непременно забьется в истерике. И тогда Пашу расстреляют. Прежде навешают на него десятка два убийств нераскрытых – должен же кто-то за них отвечать – и расстреляют. Семь бед – один ответ, как говорится.

Но если Ектенбаев умрет, некому будет сказать это беспощадное "да!".