Большаков молчал, только заходили желваки на скулах.
– Он никогда не будет здоров, если это продолжится.
– Что продолжится? – резко спросил Большаков.
– Он чувствует вашу недоброжелательность. От вас исходит напряжение, поток зла. Вы излучаете зло, Игорь Андреевич. А его психика не защищена ничем, она еще не оделась в панцирь, как у взрослых. Он эту вашу к нему нерасположенность ощущает каждым своим нервом. И соответственно реагирует. Слезами, припадком, да чем угодно.
– Что дальше? – зло спросил Большаков.
– Одно из двух. Или измените свое поведение, полюбите сына таким, какой он есть. Или постарайтесь вообще не общаться с мальчиком, чтобы его не достигало исходящее от вас…
Хургин хотел сказать «зло», но оборвал фразу. Лицо Большакова опять пошло пятнами, и Хургин понял, что надо сменить тему разговора.
– Как там Козлов? – поинтересовался он.
– А что – Козлов?
– Я по-прежнему хочу с ним поговорить.
– Не о чем с ним разговаривать! – крикнул Большаков, неожиданно озлобляясь. – Не о чем! И не лезьте не в свои дела, доктор! Это вам на будущее совет! Держитесь подальше от всего этого!
Он даже брызгал слюной, когда кричал.
Глава 41
Хургин обиделся всерьез. Больше не звонил Большакову, пообещав себе не искать неприятностей на собственную голову. И Большаков не появлялся. Возможно, они нашли для своего мальчика другого врача.
Прошло две недели. Хургин случайно встретил на улице Вику Ольшанскую. Он выходил из автобуса, и они буквально столкнулись в дверях.
– Здравствуйте, – сказал Хургин. – Как дела?
Вопрос был дежурный, и ответ даже не требовался.
Хургин думал, что девушка кивнет ему в ответ и войдет в автобус, но она не села в автобус и сказала доктору выразительно и печально:
– Плохие дела.
Теперь и он остановился.