Заказанная расправа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Э-э! Нет! Меня на эту удочку не поймать! Да и кто я тебе? Посмешище! Игрушка! Какую иногда можно вытащить из пыли и осчастливить вниманьем? Но я не болен тобой! Ищи другого! С чистым паспортом, без особых отметок! И не важно, какая у него душа, лишь бы ты умела командовать им. А я — не тот.

— Напиши мне! И если позовешь, приеду к тебе, хоть на край света…

— Не жди! Я никогда не врал. Никому. Был день, когда ты мне понравилась. Если бы тогда сказала нынешние слова, жизнь, может, и повернулась бы иначе. Ну, а теперь зачем поджигать сугроб зимой? Он все равно не загорится.

— А может, все ж оттает?

— Если б рядом была весна! Не обижайся! Кому-то, может, станешь подарком судьбы, но не моею песней… Да и хватит мне ошибаться! К чему снегам цветы? Они не приживутся на морозе. Забудь меня, даже если и впрямь я что-то значил для тебя, — встал со скамьи и, тихо скрипнув дверью, быстро вошел в дом.

Егор все слышал через открытую форточку и мысленно не раз похвалил Никиту.

На следующее утро тот вскочил чуть свет. Едва увидел председателя, бросился к нему со всех ног. Старик помчался наутек, забыв о возрасте. Он хорошо помнил приговор. Помнил свою вину. Никак не мог предположить истинной причины Никиткиной погони и удирал от него шкодливым пацаном, задрав штаны. Боялся, что, нагнав, Никитка непременно надерет ему при всех уши. А суд даст за это обидчику не больше пятнадцати суток. Зато над ним самим все колхозники до самой смерти смеяться будут.

— Да погоди! Куда ты? Не смывайся! Стой! Я тебя целый час жду! — кричал Никита.

Председатель, услышав последнее, вовсе на чей-то стог влетел.

— Заявление подпиши! Уезжаю! Насовсем от вас! Слышь? Не зверь я! Отпустите мою душу! Не могу с вами в одной стае! — взмолился Никита.

— Уезжаешь? Ты от нас? Всерьез? — свалился изумленным комом и, не веря глазам, надел очки. Прочел заявление еще раз. Только после этого продохнул. Отряхнулся. И вспомнил, что он как никак председатель колхоза.

— Ну что ж мы тут стоим? Пошли в кабинет. Такие вопросы решаются в правлении! — покатился толстым шариком впереди Никиты и, войдя в правление, позвал бухгалтера:

— Подготовьте расчет к вечеру! Увольняется тракторист от нас. Уезжает. Ждать ему некогда. Смотрите не задерживайте. Приказ я сейчас подготовлю.

— Расчет выдайте Егору. А мне трудовую книжку отдайте на руки.

— Нельзя без приказа. Все к вечеру будет готово. Твой самолет без тебя не уйдет. А и мне зачем неприятности? Мы с тобой расстанемся хорошо. Все свое сполна получишь. Вместе с трудовой.

Вечером и впрямь Никита получил на руки и деньги, и трудовую книжку. Он не слушал, что говорил председатель. Тут же схватил чемодан и, словно волк-одиночка от расправы рассвирепевшей стаи, помчался по дороге — к магистрали.

Ему уже не пришлось услышать, как колхозники откровенно потешались над председателем:

— Не трогай меня, Никитка! Я хоть и на стоге, а при должностных обязанностях состою! — верещал конюх, копируя начальство.

— А то как вытащу партбилет! Попробуй тогда повтори вслух, кто я есть! Свое имя позабудешь! Не отойдешь от стога, тещу позову! Она не только со мной, а и с тобой управится! — хохотал шофер.

Одному Егору было не до смеха. Он в одиночку сидел у окна, хмурый и злой. Его единственный, самый дорогой на свете человек был вынужден сбежать из дома и деревни — от людей. Они не просто не признали. Затравили, отняв у Никитки веру в добро.