А через неделю привез почтальон письмо от Кольки. Не дожидаясь просьб, читать принялся. Лесник слушал молча.
Колька писал, что институт будет заканчивать экстерном. Чтоб скорее на работу в тайгу прийти.
Соскучился, мол, по ней. Тянет домой. Обещал управиться в три года. Но приехать летом не сможет. Уж уехать, мол, так насовсем.
Макарыч насупился, велел ответ писать:
«Здравия те и долголетия, Николай. Получил я твое послание, каким шибко недоволен. Хто такой экстерн, што науку укорачиваит, мине неведомо про ево. Видать, добра от таво злодея не жди. Учись, как все люди. Можа, нам с Марьей не дотянуть тех зим, кои ты вдале будишь. Нешто тяжко на планере сигануть? Вон ить дед твой, Акимыч, не дождал си тибе. Отдал Богу душу. А ты ево перед кончиной забидил крепко. Чую, со мной то ж сдеитца. Воля твоя. Но в дом те пора наведатца».
Поклонов Макарыч слать не стал. Приедет и так. «А не схочит, то не подмога», — решил про себя.
С того дня в зимовье снова наступило беспокойство. «Приедет или нет?» — думали оба.
Время тянулось медленно. Лишь один раз пришли к Макарычу Петро с Вовкой. Наведать решили.
— Ну што, идолы, по осени пойдем на ведмедей?
— Если возьмете, пойдем.
— От Петра не откажусь. С ево толк могеть получитца. А Вовку — избави Бог, непутнай ты.
— Может, еще переделаем, — вступился за брата Петр.
— Не переменитца.
Братья топтались у порога, что-то явно не договаривали.
— Че мнетесь?
— Вы проходите, садитесь, — пригласила Марья.
— Да мы сейчас.
— Выкладывайте, с чем заявились, — не выдержал лесник.
— Мы не сами, председатель послал с сельсовета, — лопотал Вовка.
— На што?