Макарыч

— Мине ен чужим не был. Много годов с им знались. За свово, за роднаво считал.

Авдотья тихо сморкалась в платок. Колька слушал, опустив голову, что-то мял в руке.

— Вы сегодня ночуйте, а уж завтра на могилу сходите. Она тут рядом. Прямо около дома, — заговорил новый лесник.

— Благодарствую за добрые слова. На ночлег мы остановимси. Куды жа нам в ночь? Бабку ишо застудим. Да оно и поминать Акимыча в теми грешно. Светло жил. Светлой ему и память станет. Поминать жа ево то ж по свету надобно.

— Может, чаем прогреемся? — не выдержал Колька.

— Это можно, — согласился хозяин. И, тяжело встав, пошел к самовару.

Тот не захотел признавать чужие руки.

— Дай-ко Авдотье самовар. Ентот ее признаить. Она с им управитца.

Пока мужики говорили о всякой всячине, самовар вскипел. Бабка даже печь затопила. Подмела в избе. В ней сразу стало теплей, уютней.

— Ну, што, мужики, помянем Акимыча. Пущай легко спитца ему. Нехай на том свете Господь не обойдет друга мово милостями своими. Горько жилось ему серед нас. Хочь там беды знать не станет, — поднял Макарыч кружку со спиртом.

Колька, глянув на него, согласно кивнул. Директор и новый лесник выпили молча.

Наутро втроем пошли на могилу. Макарыч перекрестился. Колька молча смотрел на последний приют деда. Лицо его побледнело. Руки, спрятанные за спину, вздрагивали. Авдотья причитала в голос. Упав на могилу, блажила на всю тайгу. Прощенья выпрашивала.

— Не тревожь. Дай ему покой. Вживе жалела б. Чево скулишь ноне по отошедшему? — пытался поднять ее Макарыч,

— И на што я тибе покинула? Ума у мине, старой, не стало. В радости своей про твое горе запамятовала. Ить ты от смертушки спас. Пекси, ровно об своей. Заместо тепла и заботы горе лишь прознал. За што кончина горькая тибе настигла? — голосила бабка.

Колька тем временем взялся подправлять могилу. Подровнял ее. Выложил ветками. Забил попрочнее крест.

— Оградку бы надо поставить, — сказал Макарычу.

— Ограды да заборы дед твой не уважал. Век прожил с открытой душой. Не порочь ево погост нелюбым. Забидишь, — ответил Макарыч.

Когда Авдотья успокоилась, все втроем присели у могилы.

— Спи, Акимыч, не поминай нас лихом в царствие твоем. Прости наши прегрешения перед тобой вольныя и невольныя. Пусть земля тибе пухом станить. А память об тибе — навек с нами.

Лесник выпил. Авдотья лишь пригубила. Колька опрокинул в себя спирт не поморщившись.