Итальянец пожал плечами:
– Если речь идет о коренных преобразованиях… – начал он задумчиво.
– Но иногда бывает достаточно одного толчка, – напомнил Хомутов.
– Нет, нет, – покачал головой посол. – Косметические меры ни к чему не ведут. От того, что вы слегка измените, скажем, лицо человека, его подлинная суть не изменится, не так ли?
– Почему же? – живо возразил Хомутов, внутренне посмеиваясь над таким поворотом их беседы. – Измените внешность, дайте человеку шанс начать с чистого листа – и он преобразится.
Он-то знал, о чем говорил. Итальянец сдержанно улыбнулся, отставил стаканчик с рубиново-золотым настоем.
– Я читал книгу доктора Мольца, – заметил он. – Его еще называли «доктор Пигмалион». Он специалист в области пластической хирургии.
Хомутов взглянул на посла несколько обеспокоенно, но в его словах, похоже, не было двойного дна.
– Наблюдая за судьбами своих пациентов, Мольц пришел к выводу, что смена облика еще не делает человека другим. Если в его душе не произошло никаких изменений – он остается тем, чем был до операции. Так и с народом, – посол сделал округлый жест, – если вы хотите что-то изменить, но изменения эти поверхностны и не затрагивают сути национального характера, – ваши усилия бессмысленны.
– Возможно, в чем-то вы правы, – сказал Хомутов, хотя и не был согласен с итальянцем. – Как, вы говорите, зовут этого «доктора Пигмалиона»?
– Мольц. Я готов прислать эту книгу, господин президент, если она интересует вас.
Хомутов сдержанно кивнул. Чай был выпит, беседа близилась к завершению. Наконец посол поднялся из-за стола и склонил голову в дипломатическом поклоне, но не уходил, пока президент не скажет последнее слово.
– Что же касается нефти, господин посол, – подвел черту Хомутов. – Мне представляется, что к этому разговору мы еще вернемся.
Итальянец удалился. Дверь не успела закрыться, как показался Хусеми.
– Полковник Бахир, – доложил он.
– Разве сегодня намечена встреча с ним? – вскинул брови Хомутов.
Он снова чувствовал себя как школьник, которого неожиданно вызвали к доске.
– Нет, – отвечал Хусеми.
– Так в чем же дело?
– У него крайне важный вопрос.