— Ты кто, ромала? — спросила она по-русски, но Крошка не поняла.
— Но компрене… — пробормотала Крошка.
— Французка? — удивилась Настя. — Ла филь франсез, уи?
— Уи, уи! — закивала Крошка.
— Де Пари? — спросила цыганка.
— Уи, мадам! — Крошка была ужасно рада. Странная цыганка, как оказалось, вполне сносно знала французский.
— Откуда вы знаете французский?
— Знаю, дорогая. Я не цыганка, я сербиянка. Я у вас в Париже бывала, кочевала немного. Песни пела, гадала. Три года назад. Хороший город, только богатые скупые очень. И полиция злая.
— Я уже давно там не была, — вздохнула Крошка. — Наверно, лет десять.
— Ничего, приедешь. Русские выгонят вас. Армия домой пойдет, ты и уедешь.
Настя добыла откуда-то из-под одежды затертые карты, раскинула на столе, где горел фонарь.
— На сердце у тебя, дорогая, трефовый король, — пояснила Настя, — ты его любишь, он с тобой живет, а любит деньги одни. Правду говорю?
— Да-а… — протянула парижанка.
— Хочешь, погадаю на него?
Настя выкинула карты, разложила, сделала удивленное лицо, снова собрала, снова раскинула и, не в шутку удивившись, пробормотала:
— Большое счастье ему ложится, жить в казенном дворце у шестерок и валетов, дам и королей — все ему служить будут. Настоящим королем будет. Тебя забудет, совсем бросит. Это не я говорю, карты говорят. На тебя погадать, а?
— Гадай про меня, — сказала Крошка упавшим голосом.
— О, плохое дело, — сокрушенно сказала Настя. — Туз пик тебе выпал, дорогая. Вот, смотри, не я говорю — карты говорят… Дай ручку, там посмотрю, может, есть спасение.
Крошка подала руку, Настя поцокала языком, поднесла ладонь к глазам, поглядела.
— Сходится все, дорогая-золотая. Богу молись, если умеешь.