Я не ответил.
— Дядюшка, вы ничего не могли поделать.
Мне очень хотелось согласиться с ним. В самом деле, их было слишком много.
— За чем они охотились? — спросила Флеа, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Не знаю.
Она круто развернулась ко мне:
— Вы уверены?
— Не надо, — остановил ее Лоуренс, — дядюшка Дидерик попросил его сопровождать меня только вчера.
— Почему?
Да, вот вопрос.
— Я все выясню, — сказал я. Дидерик Бранд знает ответ. Старый подонок! Черный лебедь из Кару… — Я все выясню!
Они проспали два часа.
Я понимал, что сейчас творится в душе Лоуренса. Он был на волосок от смерти, впервые столкнулся с настоящей жестокостью. И все равно он не мог ни понять, что люди способны на такое насилие, ни смириться с этим. Он еще не понимал, что мир — такое место, где правят самые жестокие. Мне было восемь лет, когда отец начал меня избивать. Чтобы наказать мать за измены. Ребенок учится быстрее и легче приспосабливается, если не знает другой жизни. Но Лоуренс вырос в нормальной, любящей семье, которая привила ему нормальную самооценку и самоуважение, научила любить и ценить других людей.
Все это сейчас у него отняли.
За семьдесят километров перед Рюстенбургом взошло солнце; поднялось слева; мне пришлось поправить козырек. Лоуренс проснулся.
— Как чувствуешь себя? — спросил я.
— Лучше, спасибо, дядюшка. Я готов вас сменить. — Его воодушевление показалось мне немного наигранным.
Я остановил грузовик и вышел. Голова разламывалась, левый заплывший глаз дергало болью. Все тело болело. Я надеялся, что самая серьезная травма — сломанное ребро. Когда мы встретились перед грузовиком, Лоуренс положил руку мне на плечо:
— Дядюшка, мы ничего не могли поделать.
Я взглянул ему в лицо, увидел, как он серьезен, и просто кивнул.