– А что, ты не знал, что наркоматы переименованы в министерства еще в сорок шестом?
– Не знал. Верно, уже плыл в курортное местечко…
– Понятно. Не будем тратить времени. Есть разговор. У тебя очень интересная биография, Каледин, еще более интересная, чем я мог предполагать, когда сулил тебе большое будущее. Правда, совсем на другом поприще, но это уже частности… В твоей большой и, мягко говоря, небезгрешной биографии есть немало темных мест, которые я желал бы прояснить – с пользой для нас обоих.
– Да я, собственно, тоже. Боюсь только, что это будут разные места из моей биографии, – выговорил Каледин и застучал зубами. После того, как он искупался в ледяной воде Татарского пролива, никак не мог согреться. Лагин это увидел, протянул фляжку:
– На, хлебни.
Каледин сощурил глаза и, хищным движением перехватив предлагаемую выпивку, двумя мощными глотками почти уничтожил содержимое фляги. По жилам побежало долгожданное тепло. Весело и зло ухмыльнулся, когда перебросил сосуд обратно Лагину:
– Сказать, что пил с замминистра Госконтроля СССР, – не поверят.
– Уж лучше б не поверили. А то по их понятиям получается, что я тебя прикармливаю. Ладно. Я слышал, что произошло на барже. То, что там было, по сути, мало чем отличается о того, что спорадически происходит во всех лагерях ГУЛАГа. В последнее время все чаще. Ширятся, ширятся сучьи войны, Каледин. А ведь я не зря говорю о темных пятнах в твоей биографии. Многого не знаю даже я сам: слишком много документов пропало, да вот, например, сгорело в том эшелоне на Байкале. Или пропало в Желтогорске. Кстати, на следующий год после твоего осуждения все архивы Желтогорского суда сгорели. Не уцелело ни бумажки.
– И что?.. – глухо выговорил Каледин. – Что это меняет-то?
– Да теперь, конечно, ничего. Самое худшее, что ты мог сделать, ты к тому времени уже сделал.
Лед искривил рот:
– Да ну? Я, кажется, еще тогда, на следствии, говорил, что не убивал Паливцева. Но сейчас не вижу смысла повторять это вам. Все равно не поверите. Да и ничего это не меняет, как вы тут уже верно заметили.
– А что мне тебе верить? На тот момент у меня на руках были все доказательства того, что убивал Паливцева именно ты. Тем более я сам задержал тебя на месте преступления. При попытке к бегству. Одно это бросало на тебя самые тяжкие подозрения…
– Вы сидите тут со мной, чтобы ворошить прошлое двадцатилетней давности? – перебил собеседника Каледин.
– А ты не шуми! Не торопись. Уже после суда появились новые улики, которые могли полностью пересмотреть картину происшедшего там, у дома Паливцева. Нашли следы засохшей крови в доме. Судя по характеру следов, Паливцева ударили ножом еще там. Ты в дом не заходил, это я знаю точно. Значит, Леву ударил ножом кто-то другой.
– Какие еще кровавые следы в доме? – выговорил Илья. – Что это за новая мистификация? Если бы они были, их обнаружили бы сразу же. К тому же не из одного Паливцева кровь хлестала. Там куча народу бегала туда-сюда. Так что не отходи от основной версии, начальник. Не играй в доброго следака. Тебе не к лицу.
– А тебе не к лицу вот эта блатарская гримаса и фамильярность. Ты еще на пол сквозь зубы сплюнь. Я не буду тратить время на изложение фактов двадцатидвухлетней давности, тем более что я изрядно подзабыл обстоятельства той давней истории, а потом и вовсе был переведен в Москву. Я могу сказать только одно: я уверился, что ты не убивал. Вот и все. Что ты загремел ни за что.
– Дождался высокой чести! Сам гражданин замминистра признал, что я невиновен, – мрачно сказал Лед. – И что мне теперь полагается? Талоны на усиленное питание? Низкий поклон и извинения передовой общественности? Я уже и так свое оттарабанил. Предыдущий срок с пришпиленными к нему надбавками за побег скостила война – вам это наверняка известно, Семен Андреевич, хоть, как вы и говорите, с документами не все ладно. А новая трешка только что была, да вся и вышла. Так что я свободен. Хотя тут, в Ванино, да в вашем присутствии я бы так решительно говорить об этом не спешил. Нарисовать новый срок – ничего проще и придумать нельзя. Особенно если учитывать мое законопослушное прошлое.
– Вот это ты сейчас хорошо сказал. Вот это ты сейчас умно сказал, – похвалил Лагин. – Срок получить несложно… Сложно взвесить все «за» и «против». По понятиям блатных, ты – сука. И если кто узнает, то тебя не то что короны – башки лишат. Для каждой воровской сявки будет делом чести сунуть нож в бок самому Льду, который был фартовым парнем, да вдруг ссучился. А узнать – могут. Ты перекрывался очень удачно, но скрыть четыре года войны – невозможно. Ты уже пошел на сделку с государством. Я признаю, что ты заслужил право на свободу. Только зачем она тебе – та свобода, которую ценят, как вы говорите, «олени», «Иван Иванычи»?
– А вы что предлагаете мне?..