– Точно… – вспомнил Оленич. – Надо же, память дырявая… Спасибо, командир… О, мама родная, как больно…
– Но кто, зачем? – простонал Максим. – Я даже не успел ничего заметить. Ведь там не может быть злодеев, впереди только наши, все злодеи остались позади…
– Вот мы вплотную и подошли к пониманию того, что не все так просто в наших играх… – шептал Олег. – Не все «наши» одинаково «свои»… Мужики, соберитесь, пересильте боль… Сейчас эти твари пойдут нас добивать… Уже идут… Они не знают, что мы им можем уготовить ответный сюрприз. Приготовьтесь стрелять и притворитесь мертвыми. Кто не может дотянуться до автомата – лучше и не пытайтесь.
– Боже правый… – ныл Оленич. – Как я хочу, чтобы это поскорее прервалось рекламой…
Десантники валялись в низине в живописных, хотя и несколько напряженных позах. С обратной стороны косогора уже подходили люди, глухо переговаривались, кто-то отрывисто хохотнул. Олег прикрыл глаза. Напряжение рвало мозг. Из прокушенной губы сочилась кровь. Страх пульсировал в «красной зоне». Но страх – это нормально. Без страха ни одно приличное дело не делается…
Призраки вырастали из туманной дымки. Сначала только головы, потом по пояс, потом целиком… Крепкие мужики с не очень-то одухотворенными лицами. Не младенцы, всем уже под сорок, в гражданских куртках, подпоясанных ремнями, с автоматами-коротышами, которые они несли небрежно, поскольку не видели повода нести их иначе. Один в брезентовой панамке, другой – в какой-то серой кепке с удлиненным козырьком, двое без головных уборов, коротко стриженные, практически лысые. «Лесные братья» какие-то. Неужели не всех здесь извели в пятидесятые? До сих пор воюют, поезда под откос пускают…
Они остановились, лениво подняли автоматы. Почему-то бросилась в глаза длинная черная сигарета, которую боевик мусолил в уголке небритого рта. И небрежная ухмылка, когда он передернул затвор…
Олега словно подбросило. Какая, к черту, боль?! Он что-то орал, матерился, ствол вело, автомат выскакивал из рук. Палил по врагам, вопил, как шальной. А рядом взвился Крутасов. «Лесные братья» не успели произвести ответных выстрелов. Возможно, они тоже были в бронежилетах, но кого это волнует? У обладателя черной «сигароне» глаза сбились в кучку, лоб окрасился кровью, он свалился навзничь. Остальные тряслись, как марионетки в кукольном театре. То ли люди, то ли куклы… Падали вразнобой, забрызганные кровью…
– Фу, отпустило… – шумно выдохнул Крутасов, пытаясь состроить дикарское подобие улыбки.
В ушах был колокольный перезвон, кружилась голова. Неужели получилось? И мысли стали разбегаться. Куда ползти, что делать?
Очнулся Оленич, не принимавший участия в заключительном веселье.
– Вот дерьмо, они же там не одни… – И, хрюкая от боли, стал карабкаться на косогор, волоча за собой десантный автомат. И все полезли за ним – хотя по совокупности ощущений предпочтительнее было бы завернуться во что-нибудь и ползти на кладбище. И только забрались на гребень, как застучали пули. А несколько человек в сером штатском, бегущие от березняка, попадали в траву и принялись хлестать короткими очередями.
– Не возьмете, *censored*!!! – проорал Крутасов, сполз по склону, воздел над головой автомат и выпустил непонятно по кому весь магазин.
«Занятная ситуация, – мелькнула мысль в голове капитана. – Не многовато ли претендентов на наши головы? Агенты ЦРУ с морскими пехотинцами, латвийская полиция, латвийский спецназ, а теперь еще и эти загадочные «партизаны», обуянные жаждой убийства и прибывшие явно с российской территории…»
Он проколупывал казенником амбразуру в косогоре. Припал к ней, прижавшись к земле каждой клеточкой тела. Не изобилуй березняк инородными телами, он бы выглядел крайне мило. Но там уже копошились, перебегали, накапливались люди, временно прервавшие стрельбу. Несколько человек пробежали по «траверсу» вправо, явно лелея планы обойти с фланга. Их было многовато. Какого черта?! Что происходит?! Что случилось с тех пор, как четыре десантника перенеслись по щучьему велению в чужую страну? Кто-то кому-то объявил войну?
В березняке определенно что-то затевалось. Из тех четверых, что неосмотрительно забрались на косогор, двое еще были живы. Тоже работали в «брониках». Один стонал, пытался отползти, царапая землю ногтями. Второй держался за шею, из которой выплескивалась бурая кровь. Этот был не жилец, в отличие от первого. Но и тот недолго мучился. Он отползал все дальше, потом его что-то надоумило обернуться. Автоматчик помертвел, отпала нижняя челюсть. Он смотрел в лицо своей смерти. Крутасов выстрелил одиночным, пуля раскроила скулу, и боевик уткнулся в землю. «Дьявол! – вдруг пронзило Олега, и спина покрылась мурашками. – А где же наша добыча?!» Он сполз и обернулся. Лес у десантников за спиной был относительно разрежен. Чаща начиналась значительно дальше. Колыхалась трава метрах в семидесяти – кто-то полз. Блуждала над колосьями подвижная женская попка. Правее, из-за ствола пожилой осины выбралась горящая пламенем физиономия рядового Загадкина. Их глаза встретились. Олег принялся яростно жестикулировать, гримасничать, тыча пальцем в ползущее тело. Тот недоуменно заморгал, потом дошло, яростно закивал, дескать, не уйдет к другому получателю ваш ценный груз, прослежу…
Передовой отряд неприятеля уже выдвигался на позицию. Автоматчики прятались за деревьями, перекатывались в канавы.
– Какая агрессивная среда, черт возьми, – посетовал Оленич.
– Ничего, мы что-нибудь придумаем, – простонал Максим. – Мы же умные, блин, на всю голову…
– А мне вот интересно, где и когда вы собрались думать? – ядовито осведомился Олег. – Не хрен тут думать, все уже придумано. Действуем так…