Ци-Чу — семь ранее упомянутых поводов для развода.
Один из поводов — налицо: болтливость за пределами дома о состоянии дел в доме.
Ну, слаб человек-Мыльников, ну, накалякал своей рукой как бы автограф мастера! От большого уважения, надо понимать, от желания самоутвердиться, надо полагать. Пусть его! От Колчина не убудет, от Мыльникова убудет как от настоящего бойца, но то личное мыльниковское… В конце концов, у китайцев есть на сей счет выражение: «Наколотить себе лицо до опухолей, чтобы выглядеть толстяком». Личное. Пусть и выглядишь толстяком, но физиономия болит, болит, проклятая. Не подавай виду и гуляй дородным мужем. Нужна определенная степень стойкости, чтобы не показать: ой, больно-больно. «Он врет!» и «Он блефует…» — разные ипостаси. Так или иначе, но до второго дана, до заслуженного черного пояса Вика Мыльников довоевал самостоятельно — в сётокане. И пусть его!
А то, что позволяет себе Галина Андреевна, приобщая Колчина к ма-аленьким секретам четы Мыльниковых, — это… непозволительно. Тем более, сама фотографию испросила у Инны. (Колчин и понятия не имел! Да и хрен с ней, с фотографией!)
И была в откровении Мыльниковой провокационная нотка (лучшая защита — нападение!): все вы, каратэки, одним миром мазаны: лишь бы самоутвердиться хоть за счет чего! хоть и за счет слабого пола, а он посильней вашего будет, вот!
До чего доводит жажда превосходства отдельно взятой Инь над мало что подозревающим Ян, Колчин не столь давно, совсем недавно пронаблюдал на Скобелевском, 17.
С него достаточно.
Он сюда, к Мыльниковой, поспел отнюдь не для закрепления пройденного материала.
Галина, блуждая от темы к теме, упомянула-таки «младшего друга».
Что и требовалось. Колчиным требовалось, пусть и молча.
А то Мыльникова не чует!
Колчин молчал.
— Инна действительно не вернулась? А когда она не вернулась? Точно не известно? — осторожно ступила Мыльникова.
«Нет…» — промолчал Колчин.
— Даже предположить не могу! — нервически пожала плечами Мыльникова. — Она у меня была… Когда же она у меня была? Совершенно счет дням потеряла! Сидишь в четырех стенах, абсолютно не ориентируешься!
Она лгала. Лгала не очень талантливо. Покопошилась пальцами в опустевшей пачке сигарет, смяла ее, заскребла по целлофану следующей. Идеомоторика. Не давайте рукам волю, называется. Тон — на уровне, на уровне нейтрального беспокойства: надо же как! но я-то при чем?! Руки выдают: еще как «при чем»! Только вот при чем именно?! Мыльникова мыкалась: и сказать — значит, заложить подругу, и не сказать в свете исчезновения подруги — нельзя…
Колчин подтолкнул:
— С кем она здесь была?
— Кто? — идиотически недоуменно переспросила Мыльникова.
Колчин промолчал.
ebooksa