Белый ферзь

22
18
20
22
24
26
28
30

— И не сомневаюсь… — Он выдержал паузу. Сменил амплуа дознавателя на амплуа сообщника: — Вы понимаете, Галина, что вашей подруги, моей жены, — нет.

— Понимаю, понимаю, — согласно закивала Мыльникова и вникла в смысл: — То есть как нет?!

— В Москве нет, — пояснил Колчин, контролируя: не переборщил ли? — Она, вероятней всего, осталась в Петербурге. Где? Когда? У кого?

— У меня она была, у меня… — перебирая возможные варианты, включилась Мыльникова. — Ночевала. Со Славой была… Ой! Не ночевала, нет! Не с ним! То есть… У них ничего не было, Юрий, ничего!

— А что было? — устал Колчин.

— Ничего… Слушайте, я не могу здесь больше оставаться! Поймите, не могу!

Что ж не понять? Четыре стенки хранили след, пусть и незримый, от присутствия Инны и-и… робкого ухажера давних лет. Хорошо бы куда-нибудь!

— Мы сейчас быстренько соберемся и поедем, так? — не спросил, не предложил, но распорядился Колчин. Глянул на часы: всего-то четверть одиннадцатого. Однако насыщенные сутки выдались, насыщенные!

Куда? Зачем? На кой?

Мыльникова даже не задалась вопросом. Согласно закивала. Подчинилась. Даже на огонек к семье Лозовских — согласна. Лишь бы свалить с себя часть ответственности. Невелика же дистанция между полной «отрицаловкой» и полной капитуляцией.

— Переоденетесь? — с нажимом посоветовал Колчин.

Одета Мыльникова была с претензией: но… то ли пеньюар для интенсивных постельных упражнений, то ли наряд для встречи гостей — у нас все по-домашнему, но эка!

— Мы — куда? — Теперь-то она задалась вопросом, когда возникла необходимость смены одежки. Женщины есть женщины, да уж…

— Я хотел бы успеть сегодня поужинать, — сказал Колчин. — Заодно и поговорим…

— Не отвернетесь? — попросила Мыльникова. При этом подмигнув. Тик, прах его побери!

Он прошел на кухню и сосредоточился на виде из окна.

Трансформаторная будка, голотелые деревья, нетвердый слой снега, почти новогодние подмигивания (тик! тик!) елочных гирлянд в окнах дома напротив — уже готовятся, до Нового года, до нового счастья — всего-то неделя.

За спиной скрипнули дверцы платяного шкафа, отшуршали вешалки с нарядами, отзвучало: «Ч-черт, совершенно надеть нечего!»

Потом стремительно ворвалась Мыльникова.

Он непроизвольно обернулся: готова?