Золотой иероглиф

22
18
20
22
24
26
28
30

— Дело не в воде, — загадочно произнес Сэйго. — Ладно, может и обойдется. В конце концов, не это сейчас самое плохое…

Чтобы свести до минимума возможность заговора с нашей стороны, Мотояма установил и график дежурств по ночам. Причем вахту пришлось нести и нам с Сэйго, только в разные смены, вместе опять-таки с нашими напарниками-якудза.

Утром третьего дня, как всегда, ровно в половине девятого по местному времени мы выдвинулись к месту раскопок, которое, к слову, находилось на японской стороне и располагалось куда ближе к кратеру, нежели точка, где опередившие нас кладоискатели потерпели фиаско… Если, конечно, это действительно было фиаско. Но об этом на острове не говорил никто.

Снова затарахтел компрессор, затрещали отбойники. Яма, которую мы начали копать позавчера, углублялась и расширялась. Мотояма время от времени требовал прекратить долбление, брал в руки металлоискатель и тщательно проверял дно и стенки ямы. Он даже не надевал наушники. Они болтались у него на шее, и мне было хорошо слышно, что пищат они почти все время. Иногда Акира обозначал место, по его мнению, подозрительное, и туда начинали вгрызаться молотки, рукоятки которых теперь все время были липкими от крови и гноя… Гангстер, исследуя яму, не обращал внимания на то, что творится сзади. Он был уверен в своей безопасности. По договоренности со своим ближайшим помощником, остававшимся в лагере, он во время каждого сеанса связи произносил в эфир некое кодовое слово, обозначающее, что с ним все в порядке. Если бы он это слово не произнес, через несколько секунд Тани уже не было бы среди живых… Этот тип хорошо мне объяснил, чем грозят мои возможные поползновения.

…Во время очередного спуска в яму Акира очень уж долго шарил по склону ямы рамкой искателя, даже нацепил наушники. Потом что-то прикинул, отошел к противоположному краю и начал исследовать грунт визуально. Потом неожиданно потребовал:

— Обозначайте вот этот квадрат. Там что-то есть.

Сэйго и бандит нажали на молотки. Мотояма стоял в шаге от них, пристально глядя вниз, но не рискуя наклоняться, чтобы мелкие осколки не попали вдруг в глаза. И вот он махнул рукой. Треск прекратился, слышался только шум двигателя.

Жест, который затем мы увидели, был более чем красноречив: «Отойдите все!» Сам Акира присел на корточки, запустил руку в кучу обломков и вдруг извлек…

Ей-богу, монету! На его ладони лежала монета размером примерно с доперестроечный железный рубль. Мотояма что-то азартно выкрикнул, потер ее об рукав, и она засияла тем глубоким солнечно-желтым блеском, что нещадно жжет сердца авантюристов всех времен и народов.

Золото!

Крики восторга огласили окрестности ямы. Но вопили, разумеется, не мы с Сэйго. Один из гангстеров приплясывал, словно укушенный ядовитым насекомым, другой ни с того ни с сего заколотил себя ладонями по голове и заорал: «Банзай!»

Мотояма полюбовался монетой, затем кинул ее нам. Один из бандитов поймал ее на лету, другой подскочил поближе. Оба они возбужденно залопотали.

— Наверное, это одна из тех самых монет, — произнес Сэйго. — Надо же, нашлись…

Восторга в его голосе я не услышал.

Через пару минут снова затрещали отбойные молотки. Правда, чем было глубже, тем земля казалась мягче. Скоро мы откопали еще несколько монеток, а к вечеру добрались до хрупкого и рассыпающегося под руками кожаного мешка. Мотояма собственноручно собрал все монеты и ссыпал их в свою сумку, напоминающую офицерский планшет, только побольше. Сумка сразу же стала почти неподъемной.

Смеркалось. Копать дальше пока не имело смысла — скоро ничего не будет видно. Мотояма дал команду сворачиваться.

Бандиты, у которых руки болели не меньше, чем у нас с Сэйго, пребывали в приподнятом настроении. Еще бы! Я на их месте тоже бы радовался. У Мотоямы на плече и так уже висело целое состояние, а недра острова хранили в себе по меньшей мере в пятьдесят раз больше, если я хоть что-то в этом понимаю.

Мы вернулись в лагерь, где уже готов был ужин. Татьяна сразу же принялась обрабатывать мои ладони. Она предлагала помощь и Сэйго, но тот вежливо отказался. Все японцы «лечились», опуская кисти рук в соленую воду океана; я по достоинству оценил их выдержку после того, как сам решил сунуть лапы в набегающую волну… Бандит, остававшийся в лагере, взял с разрешения Мотоямы одну из монет, долго ее разглядывал, даже постанывая от наслаждения… Скоро мы уселись ужинать. Монета ходила по рукам, Акира пытался шутить даже с нами, все время путаясь в обращениях «вы» и «ты».

…Но не успел никто поднести ко рту первый кусок, как Мотояма вдруг громко воскликнул:

— Рёри-нин ва доко-ни иру ка? Табэтэ ва дамэ[18]! — И тут же добавил для нас по-русски: — Не вздумайте прикасаться к пище!