Я стоял и думал, что делать дальше. Одновременно надеялся, что кто-нибудь выйдет или войдет. Однако зря надеялся — время с четырех до пяти совсем не то, чтобы люди шарахались туда-сюда, словно конопляные муравьи.
И не сказать, чтобы ночь была чересчур холодной или я совсем незакаленный. Но у меня поверх волосатой груди была только хлопчато-нейлоновая рубашка да чувство гордости от осознания того, что я — человек. И все. Рубашка не грела и с трудом сохраняла остатки тепла от моего тела. Чувство гордости не делало даже этого. В результате меня стала бить крупная дрожь, а в голову полезли разные мысли.
На любой вкус — хорошие и не очень. Например: поехать домой и принять горячую ванну. Или такая: поехать домой и выпить горячего кофе — во-первых, согреет, а во-вторых, взбодрит. Или вот еще: поехать домой, где у меня в заначке еще валялась парочка гранат, и подорвать на хрен эту дверь вместе со всеми пауками, которые в ней жили. Но, о чем бы я не подумал, в мыслях все равно присутствовала поездка домой. Наверное, это было символично. Наверное, на это стоило обратить внимание. И я обратил.
Плюнул на крыльцо и пошел к машине. Ну ее к чертям собачьим, эту дверь. С ней можно и воспаление легких заработать. Даже двухстороннее. Как дважды два — четыре. А я к своему организму относился на удивление нежно и бережно, за исключением отдельных моментов, и награждать его такой восхитительной болезнью не желал.
А чего, в самом деле? Приму горячую ванну, согреюсь и взбодрюсь. Выпью горячего кофе, опять же, согреюсь и взбодрюсь. Возьму гранаты, согрею и взбодрю аборигенов. Не все мне шиковать, надо и с людьми делиться. Вот только какого тогда, спрашивается, черта, я в такую рань уехал из генеральского дома? Лежал бы сейчас под боком у его дочки, грелся и бодрился. И чтобы да — так ведь нет, понесла меня нелегкая выручать адвоката, изрядного, между нами, засранца, который, ко всему прочему, не позаботился перед моим приездом открыть общую дверь. Ему же хуже — миг освобождения слегка отодвигается.
Рассуждая таким образом, я уселся в машину, достал сигареты, закурил. Я ведь никуда не торопился, правда? Так что можно было пяток минут посидеть, подождать. Вдруг да подъезд все-таки отроют. Ну, мало ли. Может, у человека хобби такое — мочиться по ночам сугубо на улице. Всякое бывает.
Генерал, конечно, сволочь солидных размеров. И душа у него черная. Будь она посветлей, он открыл бы мне тайну двери. А так… Он сыграл в беспроигрышный вариант и, хоть и получил пистолетом по башке, мог довольно потирать руки: я остался в дураках.
Обидно, конечно, но обида моя неожиданно была сглажена появлением двух парней нехорошего вида. Они таки открыли дверь. Причем, с той стороны. Один из них нес в руках телевизор, у второго за спиной была битком набитая сумка. Еще одна болталась на локте.
Я присвистнул и на всякий случай съехал с сиденья так, чтобы глаза смотрели в просвет между баранкой и щитком приборов. Таким макаром меня с трудом разглядели бы и днем, зато сам я получал возможность любоваться объектом внимания сколько влезет, причем бесплатно.
Парни сделали плановую остановку на крыльце и осмотрелись. Один из них ткнул другого локтем в бок и до меня донесся его приглушенный голос:
— Зычь, Юрок, тачка. Берем? А чего пешедралом это шмотье таранить?
— Грех не взять, когда дают, — согласился Юрок, и воры, синхронно развернувшись на каблуках, направились к моей машине.
Я, конечно, гостям завсегда рад, но только когда они званные. Эту парочку я не звал. Я их, натурально, вообще впервые в жизни видел. А потому вынул первое попавшееся под руку оружие. Это был «Браунинг». Я привел его в боевую готовность и стал ждать, сдвинув кресло назад и опустившись еще ниже. Боковые окна были тонированы, а если одно было и приспущено, то лишь слегка — исключительно для свежести, но не для сквозняка. Свет в салон сквозь них почти не проникал, и я очень надеялся, что, в случае чего, лобовуха тоже не подведет и меня не заметят.
Через несколько секунд шелест шагов оповестил, что визитеры совсем рядом. На всякий случай я попытался принять окраску окружающей мебели, но сомневаюсь, что сильно преуспел в этом. Однако лицо, в тот же момент прижавшееся к лобовухе снаружи, ничего подозрительного не заметило и, уплыв куда-то в сторону, сообщило напарнику:
— Кажись, пустая.
— Да какая разница? — с плохо скрытым оптимизмом возразил напарник. — Пустая или нет — мы ее берем!
В ту же секунду дверь открылась и в проеме показалась согнутая фигура. Очевидно, того самого замаскированного оптимиста.
— Смотри, Пернатый, а она еще и не заперта! — сообщил посетитель и удивленно заткнулся, нащупав глазами «Браунинг».
— Ну, чего встал? — недовольно спросил Пернатый. — Ящик же тяжелый. Да и сматываться надо.
— Ша! — подал голос я. — У меня есть идея получше, только не вздумай сразу бежать, а то заработаешь запасную дыру в заднице — срать неудобно будет.